Книга Сирота Х. Человек из Ниоткуда - Грегг Гурвиц

Лишь Джек знает правду. Он остается единственной ниточкой, которая связывает Эвана с нормальной жизнью. Для всего мира, для собственного правительства Эван – разыскиваемый преступник. Джек получает приказы от людей из высших эшелонов власти, которые остаются недосягаемыми, в полной безопасности. Эван – воплощение термина «правдоподобное отрицание». Он враг того самого государства, которому служит и которое защищает. Подшипники внутри подшипников.

Эван почти забыл о том, что есть и другие, такие же как он, пока однажды в Копенгагене утром зимой своего двадцать девятого года жизни не получил сообщение:

«Я один из нас. Хочу встретиться. “Айс-бар”. Осло». Дата и время.

И подпись: «Сирота Игрек».

Эван замирает с запиской в руке. Снежинки падают на клочок бумаги, но не тают. Он уже знает две вещи: он пойдет на встречу и не расскажет о ней Джеку.

Эван прибывает на место задолго до назначенного времени, кружит по кварталу, проверяет бар, изучает входы и выходы, лестницы и столики. У северной стены бара находится стеклянное помещение, температура в котором ниже нуля. Рядом с дверью висят шубы, которые выдают входящим мужчинам и женщинам. Внутри бутылки водки и аквавита в огромном количестве покоятся на ледяных полках. Бармен подает напитки в рюмках, сделанных изо льда.

Остальная часть бара выглядит вполне современно. Официантки разносят сельдь с пикулями и жареную оленину на деревянных дощечках. Эван занимает угловую нишу на расстоянии одного прыжка от двери в кухню и кладет рядом с собой на диванчик револьвер, прижимая его к бедру стволом вперед.

Едва человек, с которым он должен встретиться, входит внутрь, как Эван сразу же узнает его, даже семнадцать лет спустя.

Те же рыжие волосы, то же крепкое телосложение.

Он проходит сквозь толпу, снимает зимний плащ, садится напротив Эвана. Они смотрят друг на друга. Руки Чарльза ван Скивера поросли волосами. Напротив них, в холодильнике, пьяные молодые люди, в пушистых шубах похожие на медведей, разбивают ледяные бокалы о стеклянную стену, после чего пожимают друг другу руки.

– Эван. Черт подери, а? – говорит ван Скивер. Он откидывается в кресле, осматривает зал. – Немалый путь мы прошли от приюта «Прайд-хаус», верно?

– Как ты смог найти меня?

– Ну, нас неплохо обучили. – Чарльз улыбается. – Признателен за то, что ты пришел.

– Почему Осло?

– У меня здесь миссия. – Ван Скивер подзывает официантку, заказывает два бокала аквавита, затем вновь смотрит на Эвана. – Я хотел встретиться еще с кем-то, кого не существует. Приятно иногда напоминать себе о том, что мы есть.

Официантка приносит напитки. Ван Скивер поднимает свой бокал. Стекло звенит о стекло.

– Я слышал о тебе во время тренировок, – продолжает ван Скивер. – Они, конечно, использовали кодовые имена, но я знал, что речь идет о тебе. Сирота Ноль и ты. Лучшие из лучших.

Упоминание о его репутации внутри программы «Сирота» кажется Эвану странным. Не менее странным, чем сидеть напротив кого-то, чья жизнь похожа на твою. С кем у тебя к тому же общее прошлое. Бо́льшую часть жизни у Эвана не было не то что прошлого, а и настоящего.

– У тебя был куратор? – спрашивает Эван. – И дом?

– О да, все время. Мой отец был хорошим. Он научил меня Эдиктам, тому, как нужно жить.

Эвану любопытно, ему хочется выспросить каждую деталь, но он одергивает себя, напоминая о том, что следует оставаться наготове, несмотря на это внезапно возникшее, сложно определимое чувство – если не товарищества, то по крайней мере симпатии. Он отпивает из бокала. У норвежского аквавита более густой дымный оттенок, чем у датского.

Эван с ван Скивером какое-то время общаются. Они осторожничают, но не слишком, ходят вокруг да около. Истории о миссиях, лишенные подробностей. Происшествия во время тренировок. Неприятности во время операций.

Стеклянный холодильник напротив заполняется людьми, в него набивается все больше мужчин и женщин в шубах, слышны радостные возгласы и звон ледяной посуды, но Эван едва обращает на это внимание. Слабо освещенный столик, за которым сидят они с ван Скивером, кажется тихой гаванью, отгороженной от всего мира.

Ван Скивер допивает шестой бокал. Похоже, алкоголь его не берет.

– Что мне больше всего нравится, – говорит он, – так это простота. Есть лишь приказы, и больше ничего.

Эвану становится неуютно, хотя он и не может понять почему.

– Ничего?

Ван Скивер мотает головой.

– Только выполнение приказа. Бывают задания, которые выполнять легко, как в песочнице куличи лепить, а бывает и по-другому. Вот как-то раз, значит, я на склоне холма позади здания гляжу в прицел на цель сквозь кухонное окно. Непростой выстрел – двести с чем-то метров, ветер, ограниченный угол обзора. Но я уже поймал его в прицел. Проблема была в его пацане, понимаешь? Около шести лет, сидит у него на коленях. А у нас ведь есть протоколы безопасности для работы в горах, нужно менять позицию. И все время этот пацан мне мешал. А окно возможностей закрывалось – закат был уже близко. – Он облизывает губы. – Ну, я целюсь пацану прямо в глаз. Через глаз-то отклонение у пули меньше будет. И тут я задумался.

Широкая рука ван Скивера обхватывает бокал. Он делает глоток.

Эван бывал в такой ситуации. На самой первой миссии в одной из стран Восточной Европы он прятался в канализации, целясь из снайперской винтовки сквозь дренажную решетку в глаз невинному человеку.

– И что ты сделал? – Эван подается вперед.

– Выстрелил. – Большой и указательный пальцы ван Скивера сжимают бокал, покачивая его. – Двенадцатый эдикт: цель оправдывает средства.

У Эвана кружится голова от выпитого и от слов ван Скивера, но при этом он испытывает благодарность к Джеку. Он думает о том, насколько же разнятся правила разных кураторов. Их заповеди и эдикты.

– Сработало? – выдавливает из себя Эван.

– Пуля его не убила, а вот осколки черепа – да. – Ван Скивер подносит к губам бокал, но потом передумывает и ставит его на стол. – Я превратил череп шестилетнего ребенка в оружие, – говорит он, и Эвану кажется, что в его словах звучит гордость. – Мне нужно было завершить миссию. И я ее завершил. Мы не задаем вопросов. Мы получаем приказы. И следуем им.

В глазах Чарльза светится уверенность, убежденность истинно верующего, и Эван чувствует укол зависти. Так и правда куда проще. А с завистью приходит некоторая степень восхищения.

– Ты никогда не задумывался…