Книга Клятва француза - Фиона Макинтош

Жубер внимательно выслушал Макса, обдумал его слова и рассудительно произнес:

– Что ж, по-моему, вам следует вплотную заняться поисками сведений об отце. Вы специализируетесь не только в юриспруденции, но и в новейшей истории, поэтому подобные исследования пойдут вам на пользу.

– Вы серьезно? – удивленно спросил Макс.

– Вполне, – подтвердил профессор. – Вдобавок, это весьма конструктивный подход к переживанию скорби.

– Да, это помогает мне заполнить пустоту существования, – согласился юноша.

– Впрочем, будьте готовы к любым открытиям, даже неприятным, – заметил Жубер. – Вы всю жизнь мечтали узнать об отце, а теперь у вас появилась такая возможность, хотя она и чревата непредсказуемыми последствиями. Немецкие войска на Восточном фронте с особой жестокостью относились к местному населению, безжалостно уничтожали евреев и коммунистов…

– Но и мы понесли страшные потери на Восточном фронте… – начал Макс.

– Мы? – переспросил Жубер.

Максимилиан залился краской стыда.

– Я имел в виду, что при отступлении немецкая армия уничтожала все на своем пути, – пояснил он.

– Для преодоления последствий войны необходимы долгие годы мирного существования, огромные финансовые затраты, воспитание и образование подрастающих поколений, создание стройной юридической системы. Вам, начинающему юристу, предстоит всем этим заняться.

Макс задумчиво кивнул.

– Я ознакомился с вашей работой, – продолжил Жубер. – Она превосходна. Скорее всего, я напрасно беспокоюсь.

– Не волнуйтесь обо мне. Понимаете, меня действительно интересует судьба отца.

– Да-да, я понимаю. Прошу вас об одном – не превращайте это в навязчивую идею. А если захотите что-то обсудить, я всегда в вашем распоряжении.

– Благодарю вас, – сказал Макс. – Если честно, я не представляю, с чего начать поиски.

– Обратитесь в государственный архив Германии, – посоветовал Жубер, погасив трубку, набитую ароматным табаком. – Нацисты методично вели учет всем своим действиям, так что вам надо ознакомиться с документами в Кобленце.

Макс ошеломленно посмотрел на профессора.

– Удачи! – сказал Жубер и попрощался с Максом.

Итак, прежде всего следовало связаться с государственным архивом Германии. Макс прошел по булыжной мостовой к собору и отыскал неподалеку небольшое кафе, где подавали знаменитые эльзасские блюда. Макс часто сидел здесь, под сенью розоватых каменных стен древнего кафедрального собора, готовясь к экзаменам: здесь было тихо и спокойно, лучше, чем в университетской библиотеке, где приходилось отвлекаться на вопросы и приветствия однокурсников. Летом у собора собирались шумные толпы туристов, глазели на шедевр готической архитектуры и на старинные астрономические часы с движущимися фигурками.

В кафе Макс занял столик у окна. К нему подошла хорошенькая темноволосая официантка. Максимилиан узнал ее: парижанка Габриэль училась на одном с ним курсе.

– Ой, привет, а я и не знала, что ты вернулся из Лозанны! – воскликнула она.

– Уже давно, – ответил он, совсем забыв, что говорил с ней перед отъездом. О смерти Ильзы она не знала. – Просто не выходил никуда.

– Совсем заучился? – шутливо спросила она.

– Ага, – кивнул Макс. – А ты как поживаешь?

– Жду Рождества, скучаю по родителям.

Макс сообразил, что его жизнь разительно отличается от жизни остальных студентов. Он смущенно кашлянул.

– Ничего, всего три недели осталось. Не заметишь, как пролетят.

Она коротко кивнула и улыбнулась. Макс понял, что его замечание прозвучало слишком снисходительно.

– Заказывать будешь или попозже подойти? – спросила Габриэль.

– Да-да, конечно. – Макс подумал, не съесть ли фламмекюхе – хрустящий открытый пирог с луком и чесноком, но было слишком холодно, хотелось чего-нибудь посытнее. – Как сегодня бекеоффе? – спросил он, имея в виду знаменитое жаркое из трех сортов мяса.

– Очень вкусно, – ответила она. – Свинина, баранина и говядина, картофель и лук-порей, все как полагается. Я на завтрак целую тарелку съела.

– Ну, значит, и на обед подойдет. И бутылку пива.

– Сейчас принесу, – кивнула Габриэль.

Макс уставился в окно и вытащил из кармана письмо в плотном голубом конверте с аккуратно наклеенной маркой.

На обороте значился написанный лиловыми чернилами адрес отправителя в немецком городе Регенсбурге и фамилия «Эйхель». Макс осторожно коснулся букв кончиком пальца. Вальтер Эйхель заведовал немецким банком в Париже во время войны, встречался с отцом Макса, беседовал с ним об искусстве, опере и о политике.

Вернулась Габриэль с заказом.

– Вот жаркое, – сказала она. – Хлеб и пиво сейчас принесут.

Жаркое готовили традиционным способом, в глиняном горшке, долго томили в духовке под корочкой теста. В старину эльзасские домохозяйки с утра относили свои горшки с жарким в пекарню и оставляли в печи до вечера.

Еще одна официантка принесла корзинку свежего хлеба с хрустящей корочкой и высокий бокал пенистого эльзасского пива.

Наконец Макс остался в одиночестве. Он попробовал ароматное жаркое, приправленное чесноком, можжевельником и тимьяном, вскрыл конверт, вытащил стопку листов и, отхлебнув пива, принялся за чтение.

«Дорогой Максимилиан!

Позвольте мне так вас называть, а если вам захочется ответить на мое письмо, прошу вас, зовите меня Вальтер. Прежде всего позвольте выразить вам глубочайшие соболезнования по поводу вашей утраты. К сожалению, я не был знаком с вашей матерью, но знал вашего отца, полковника Маркуса Килиана. Мне безмерно жаль, что он не подозревал о рождении сына – его бы это очень обрадовало.

Я догадываюсь, что вам хочется как можно больше узнать об отце, но мы не были близко знакомы. Мы несколько раз встречались в оперном театре и на званых ужинах, нас объединяла общая любовь к искусству и истории…»

Макс рассеянно посмотрел в окно, на гигантскую витражную розетку Страсбургского собора. «Как странно, – подумал юноша с грустной улыбкой. – Отец тоже любил историю». Он отложил письмо, придвинул тарелку и несколько минут сосредоточенно жевал, не замечая вкуса. Затем снова вернулся к воспоминаниям Вальтера Эйхеля.

«…Будь у нас больше времени, мы стали бы добрыми друзьями. Он был очень хорошим человеком, открытым и располагающим к себе. Мне нравилось проводить время в его обществе. Позвольте рассказать вам то, что я о нем помню. Во-первых, надеюсь, вас обрадует, что полковник Килиан не одобрял действия нацистского правительства и открыто критиковал политику Гитлера…»

Макс вздрогнул и торопливо отхлебнул пива.

«…Наверное, вы уже знаете, что он нарушил приказ командования и его сослали в Париж. По слухам, он был прекрасным командиром и смелым воином, но не желал возвращаться на фронт и следовать „приказам безумцев“, как он сам об этом говорил. Вдобавок, полковника Килиана очень тревожило существование концентрационных лагерей в Польше. К сожалению, у него не было возможности что-то предпринять, хотя поговаривали, что он участвовал в заговоре по свержению гитлеровского правительства…»