Книга Любовь нельзя купить - Франческа Клементис

— Это вещь группы «Флитвуд Мак», я точно знаю, — сказал Макс.

Тесс прищурила глаза, стараясь извлечь из памяти название. И только в конце, когда Терри Уоган[25]назвал запись, оба щелкнули пальцами, вспомнив его. И тут же принялись размышлять над тем, какое оно несет значение. Песня называлась «Альбатрос».

Милли было все равно, что наступил понедельник. Для ее душевного состояния это не имело никакого значения. Каждый новый день был так же плох, как и предыдущий, и так продолжалось с тех пор, как она узнала, что беременна.

— Да дело не только в беременности, — сказала она. — Хотя это и некстати. Да тут еще и эта женщина появилась откуда ни возьмись, в самое неподходящее время. У меня сейчас такое состояние, что даже волосами своими не могу заняться, не говоря уже о муже, который так странно себя ведет.

— Он уже рассказывал что-нибудь об этой своей старой подруге? — спросила Фиона, решив сама затронуть эту тему.

Милли покачала головой:

— Меня это действительно тревожит. Если бы дело ограничилось одним ужином, не думаю, что я стала бы переживать, но за этим многое стоит. Уже несколько месяцев, а может, и лет все и без того идет не очень хорошо. Не знаю.

Она отрезала большой кусок морковного пирога и протянула его Фионе. «Органик» закрылся неделю назад, но у Милли в холодильнике все еще было много пирожных и пирогов. Поскольку в последнее время она потеряла интерес к сладкому, то потчевала гостей огромными порциями, хотели они того или нет.

Как только Фионе передалась депрессия Милли, она тотчас утратила аппетит.

— Милли, все дело в твоих гормонах, ты должна это знать, хотя тебе и не нравится, что я тебе это говорю. Когда речь заходит о гормонах, все предстает в черном цвете.

Милли покачала головой.

— Нет, тут кроется нечто гораздо большее. Когда у тебя четверо детей, беда в том, что у тебя уже нет возможности думать о чем-то другом.

Пока Милли произносила эту фразу, Фиона подцепила вилкой большой кусок пирога и отправила его в рот.

— Так вот, хотя меня и мучило подозрение, что Тим несчастлив, — продолжала Милли, — оно всегда оказывалось в конце списка, который я составляла. Ну, тебе же известны такие списки, которые начинаются с напоминания «не забыть накормить детей». А также собрать все необходимое в бассейн, дать денег на школьную экскурсию, купить подарки, когда пойдем в гости, зайти в химчистку и так далее. К сожалению, этот список такой длинный, что я никогда не дохожу до того места, где говорится: «Спроси своего мужа, доволен ли он жизнью». Скажи, ведь и у тебя так же?

Фионе хотелось согласиться, просто чтобы Милли стало легче, но ей показалось, что это собьет ее с толку, а может, и помешает предпринять какие-то действия, чтобы исправить положение.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь об этих списках. Грэм тоже почти все время оказывается в его конце. Но если что-то не так, я сразу передвигаю его наверх.

— А как ты догадываешься, что что-то не так? — спросила Милли. — Я настолько устаю, что успеваю только следить за тем, все ли есть у детей. Я всегда надеялась, что как только дети подрастут, я смогу снова быть поближе к Тиму. Я думала, он понимает, что это временный хаос.

— Может, он это и понимал, но известие о том, что будет еще один ребенок, подкосило его. А между тем твой «временный хаос» продлится еще лет пять. Не думаю, чтобы Грэму это понравилось.

Милли недоверчиво посмотрела на нее:

— Значит, по-твоему, я просто заблуждалась, что это продолжается гораздо дольше?

Фиона не была в этом уверена. Она заметила, что Тим в последнее время стал спокойнее. Разумеется, трудно определить точнее, потому что он не из тех, кто часто отлучается из дома. Но он держался на расстоянии от Фионы, так что она чувствовала некоторую неловкость, когда хотела заговорить с ним. У нее было такое ощущение, будто она прерывает его разговор с кем-то, хотя на самом деле он был погружен в себя. Тщательно подбирая слова, она передала эту мысль Милли.

— Какой смысл строить догадки? Все дело в том, что у тебя будет ребенок, а Тим несчастлив. Когда ребенок родится, Тим не станет счастливее, может, даже почувствует себя еще хуже, так что я бы попробовала выяснить с ним отношения сейчас, пока все относительно спокойно.

Милли обдумала услышанное.

— Я собиралась отложить это до отпуска. Осталось лишь несколько месяцев. Когда мы уезжаем, у нас всегда есть время побыть наедине, а Тим всегда расслабляется, когда покидает Лондон.

— Какого еще отпуска? — непонимающе спросила Фиона.

— В Провансе, — ответила Милли. — Я думала, все решено.

— Было решено, — согласилась Фиона, — пока Тесс с Максом не вышли из игры. По-моему, я уже говорила, что ехать без них не совсем порядочно.

У Милли был такой вид, точно она вот-вот разрыдается.

— Когда это мы об этом говорили? Тесс наверняка не будет обижаться, что мы вместе проводим отпуск. Мы делаем все возможное, чтобы поддержать ее, но я уверена, что она не хочет, чтобы мы отказались от своих планов только ради того, чтобы можно было страдать всем вместе.

— Будь я Тесс, именно об этом я и мечтала бы! — непринужденно произнесла Фиона.

— Да, но Тесс не такая, как ты, — не подумав, сказала Милли.

Ну вот, — протянула Фиона. — Может, ты и права, но я все же думаю, что ее это заденет, и предлагаю подождать, а может, и отложить до середины октября.

У Милли вытянулось лицо.

— Но я рассчитывала на это. Ничего не изменится, пока мы торчим здесь, а если мы будем ждать до октября, то к тому времени родится ребенок, и тогда все станет еще сложнее. Только в июле!

Фиону насторожил румянец, разливавшийся по лицу Милли.

— Ладно, может, мы двумя семьями и сможем немного отдохнуть до лета — скажем, растянем выходные или придумаем еще что-то в этом духе.

Милли с восторгом ухватилась за это предложение.

— Отличная мысль! И я уверена, что Тесс не станет возражать.

Фиона уже ни в чем не была уверена. Она хотела было взять еще один кусок пирога, но тут заметила, что, разнервничавшись, она съела все. Отлично, так можно и в толстушку превратиться.

Милли незамедлительно подбросила еще один большой кусок на ее тарелку. Фиона тотчас принялась за него. Напряжение отпустило ее. «Теперь я хоть понимаю толк в обжорстве, — подумала она. — Я сделаюсь женщиной с округлыми формами и смогу участвовать в дневных телевизионных передачах в прямом эфире, в которых в последнее время затрагиваются не только вопросы измены с мужем сестры, но и неправильного питания».

Милли принялась наблюдать, как она ест, и у Фионы тотчас пропал аппетит. Она глубоко вздохнула, что было нелегко сделать, поскольку ее рот все еще был забит морковным пирогом.