Книга Личный оборотень королевы - Елена Арсеньева

Дуглас, по словам отца, очень гордился своим предком и тем, что он был упомянут в самом первом издании «Британники»[5]среди ближайших помощников королевы Елизаветы.

Теперь я жалела, что не прислушивалась к рассказу отца про Дугласа. Но я запомнила его слова об этой шкатулке: мол, подарил ее человек столь же мудреный, как и она сама.

Потом отец показал нам с матушкой, как открыть шкатулку. Надо было всего лишь подцепить ногтем и вытащить шпенек, составляющий нижнюю перекладину буквы D. В шкатулке оказался прелестный перочинный ножичек – маленький и изящный, с белой костяной рукояткой.

«Странный подарок», – сказал тогда отец.

Мне ножичек очень понравился, но я постеснялась попросить его у отца. Так он и лежал до сих пор в шкатулке.

Я вытащила шпенек, открыла и закрыла шкатулку, полюбовалась ножичком, а потом, оставив его внутри, спрятала шкатулку все в тот же карман нижней юбки и легла спать, но и во сне не оставляли меня мысли о сундучке, который, видимо, открывался тем же способом, что и шкатулка. У меня просто руки чесались попробовать!

Я ворочалась с боку на бок, и меня так и подмывало прямо сейчас отправиться в кабинет Веры Сергеевны. Но это, конечно, было невозможно. Ведь рядом находилась ее спальня! Меня в любой миг могли застигнуть на месте преступления. И тогда мгновения моего пребывания в Заярском были бы сочтены.

* * *

Вокруг реял какой-то блеклый туман. Было тихо, так тихо, что мужские голоса, внезапно долетевшие до Лидии, показались пугающе громкими:

– Очень красивая. Не женщина, а сказка.

– Красивая, да.

Голоса стихли. Туман начал рассеиваться и вот разошелся совсем.

Какой-то высоченный парень с длинными светлыми патлами, тощий, остроносый и длинноногий, одетый самым нелепейшим образом – в грубую, небрежно подпоясанную рубаху до колен и короткую кожаную безрукавку, в уродские штаны, больше напоминающие исподники, в безобразных бесформенных башмаках, – стоял перед Лидией и что-то говорил, прижимая руку к груди и настойчиво глядя ей в глаза своими светлыми отважными глазами.

– Что ты говоришь? – спросила его Лидия.

Парень нахмурился и произнес отчетливо:

– Поодаль лежали три отрубленных пальца, но это были не его пальцы!

– Что? – изумилась Лидия, едва подавляя дрожь отвращения, но он уже исчез.

И вдруг Лидия поняла, о чем он говорил… И поняла, где надо искать то, о чем он говорил!

– Вернись, – позвала она, но никто не отозвался, и вокруг царила темнота.

Лидия настороженно всматривалась в эту темноту, и вот она стала постепенно редеть, как бывает глухой ночью, когда вдруг прорвется из-за облаков луна. Вскоре Лидия ясно разглядела человека в сером поношенном плаще и в сапогах, который стоял у деревенского плетня и курил, глядя в небо. На небе и в самом деле сияла ясная, полная луна.

Человек выкурил одну сигарету, достал из пачки другую. Пачка осталась пустой, он ее смял и отбросил.

Лицо его было мрачным. Он был еще молод – лет двадцати пяти, может, тридцати, веснушчатый, с рыжими волосами. Лидия этого человека не знала, однако уже видела его раньше.

Где? Она не могла вспомнить.

Вдруг он обернулся – и выронил недокуренную сигарету.

К нему приближалась девушка, и ее обнаженное тело призрачно белело в лунном свете.

Лидия испуганно всмотрелась в ее лицо. И это лицо было ей незнакомым. Это была другая девушка – не та, которая поманила за собой Вадьку и Колю. Но повадка – такая же!

– Ты что? – прохрипел мужчина. – Ты чего такая? Ты для меня такая? А как же… а с ним как же?

– Да он меня заставил, – проговорила девушка, подходя ближе и ближе. – Изнасиловал. Как понял, что ты мне нравишься, так прямо озверел.

– Да ему-то какое дело? – возмутился мужчина. – Он же тебе брат! Как вы могли согрешить?

«Брат и сестра», – подумала Лидия. Подумала без осуждения, просто приняла информацию. Она уже где-то слышала про брата и сестру, которые согрешили. Где, когда?

Вспомнить не удавалось…

– На грех ума нет, – усмехнулась девушка. – Чужой мне брат, и я ему чужая. Да забудь о нем. Иди сюда. Иди ко мне.

– Да что ж, – пробормотал донельзя растерянный мужчина, – тут, в грязи, и ляжем, что ли?!

– Тогда просто полюбуйся на меня, – сказала девушка, поднимая руки и медленно поворачиваясь перед ним. Тени от вздрагивающих грудей метались по животу, волосы реяли за спиной. На лице сияла загадочная улыбка, глаза были полузакрыты…

«Красивая, – холодно подумала Лидия, и еще почему-то подумала: – Была когда-то».

Да, такое ощущение, что она наблюдает сцену, происшедшую давно, много лет назад! Почему так казалось?

Ах да, из-за одежды мужчины. Эти сапоги – кирзовые, эта клетчатая ковбойка под некрасивым плащом… Все такое старомодное! И вот еще что: смятая сигаретная пачка. Наполовину коричневая, наполовину белая, и по коричневому фону белые буквы: «Opal». Такие сигареты когда-то курил папа Саша. Они с матерью тогда только-только поженились, и в доме впервые за много лет стало пахнуть табаком. Болгарские сигареты, тогда только такие и были, не считая «Примы» и какого-нибудь там «Беломора», а теперь их днем с огнем не сыщешь.

Все, что она сейчас видит, происходит давно, не сомневалась Лидия. Очень давно. Лет тридцать назад!

– Какие-то на тебе туфли странные, – вдруг сказал мужчина хрипло, разглядывая голую девушку. – Ты зачем такие надела?

Лидия всмотрелась. В самом деле, странные… вроде как боты на высокой платформе. Или это не платформа? Не разглядеть в темноте.

– А тебе не все равно, что за туфли? – усмехнулась девушка, останавливаясь. – Да ты, вижу, меня больше не хочешь? Ишь, про туфли заговорил! Ну и ладно, уговаривать не буду!

Она повернулась и пошла прочь, чуть ковыляя, а мужчина смотрел, как вьются темные волосы по стройной белой спине.

Внезапно вой раздался рядом… мужчина вскрикнул испуганно, оборачиваясь, и глаза у него стали огромными от ужаса. Он вытянул руки, защищаясь от надвигающегося на него кошмара… и это было последнее, что он успел сделать в жизни.

– Железный волк! – крикнула Лидия, но не услышала своего крика. И страшная сцена, которую она только что наблюдала, закрылась темнотой, словно задернули занавес.

Но она вспомнила, где видела раньше этого человека!

Во сне. Он был мертв, и рядом с ним лежали другие, и отец лежал рядом…