Книга Лик избавителя - Наталия Ломовская

– Алина?

На верхней полке взвихрился маленький смерч, и вот она, Алина, села рядом со Стасей, посмотрела на нее. Но радости в ее взгляде не было – только удивление и страх. И выглядела она странно. Очень бледная, бело-зеленая, волосы гладко зачесаны назад, связаны какой-то грязной тряпицей. На ней голубая пижамка, вся в облаках и овечках, поверх пижамы – теплый халат, поверх халата – куртка. Руки у Алины очень грязные, с обломанными ногтями, с траурной каймой под ними…

– Очнулась, наконец? Долго же ты спала! Стаська, ты как здесь оказалась?

– Я не помню. А где я?

– Ты в жопе, – последовал подкупающий своей откровенностью ответ. – Там же, где и мы. В глубокой жопе, дорогая. Правда, Маш? Прикинь, Маш, это подружка моя!

Напротив оказались такие же полки. На нижней кто-то лежал, укутавшись в груду тряпья. Очевидно, Маша. На слова Алины она никак не отреагировала, даже не пошевелилась.

– Вторые сутки так лежит, – пожаловалась Алина. – Водички попьет, таблетку примет и снова отворачивается. Даже поговорить не хочет. А если тут еще и не разговаривать, вообще с ума сойдешь… Она спит, и ты спишь…

– Да где же – здесь?

– В подвале. Или в погребе. Мы вообще-то говорим «бункер». Не знаю почему. Это Машка придумала. Она уже третий месяц здесь.

– Третий месяц?

– Ну да. Была еще Света. Только она умерла. Позавчера. Она все таблетки собирала. А когда собрала побольше – выпила все разом, и гуд бай. Улетела отсюда.

Стася наконец приподнялась и осмотрелась. Лежала она, кстати, на собственных вещах – куртка, брюки, джемпер. Под ними оказался тонкий, как блин, и такой же промасленный матрас. В головах у нее – сумка.

Вокруг – самый настоящий подвал. Или погреб. Или, вернее, бункер. Восемь шагов в длину, пять в ширину. Утоптанный земляной пол, серые стены, серый потолок. Очень высокий потолок, в нем вроде бы есть люк, во всяком случае, очертания люка. В одном углу умывальник и унитаз, в другом – странное сооружение, вроде бы короб. От пола до потолка. В нем проделана дверь.

– Подъемник. Кормушка, – объяснила Алина. – Скоро завтрак.

– А сколько времени? – тихо спросила Стася.

– Тут времени нет, – деловито заметила Алина. – Часов у нас нет. В мобильнике были, так мобильники-то тю-тю!

Стася схватилась за сумку. Мобильник действительно «тю-тю».

– Просто мы уж знаем, – продолжила Алина. – Если свет зажгли, значит, утро. Скоро хавчик спустят.

– Да кто это, кто «зажгли»? Кто это «спустят»?

– Мы этого не знаем, – мотнула головой Алина. – Только я, когда тебя увидела, кое-что поняла. Ты ж в «Импланте» была? Тебя оттуда привезли?

– Да-а… – шепчет Стася.

– И меня. Значит, кто-то оттуда этим занимается, точно. А Машку до дома подвозили, а привезли сюда.

– Как это?

– Вот так. Она в клубе зажигала. Выходит, а рядом машина тормозит. Парень какой-то, говорит: садитесь, я вас подвезу. Она, дура, и села. Поддатая к тому же. А он ей – хотите колы? Там, говорит, бутылка рядом с вами на сиденье. Она открыла, глотнула, и все, в отключке. А очнулась уже здесь. Потом Светку привезли. Светка красивая была. Проститутка. Ее на улице сняли, шампанским угостили… Попалась, птичка! Ну, теперь ты рассказывай.

Стася рассказала, что помнила. Ее позвали к Вагаеву, на какой-то странный ночной осмотр.

– … я так и знала, – перебила ее Алина. – Вагаев! Это он! Это он нас тут держит, Маш, слышишь?

– Да какая разница, – нехотя, но все же ответили ей с соседней полки. – Не все ли равно?

– Не скажи! Когда мы отсюда выберемся…

– Дура! Ты еще не поняла? Какая ж ты дура! Мы не выберемся отсюда никогда! Поэтому мне все равно, кто нас тут держит!

– Сама дура! Заткнись! Чем такие вещи говорить, лучше тогда молчи! – со слезами в голосе прокричала Алина.

– Да пожалуйста, – неожиданно миролюбиво ответила Маша. Она наконец повернулась, и Стася увидела ее испитое лицо, синие круги под глазами, бледные губы, восковой нос… – Думаешь, почему я молчу все эти дни? Чтобы тебе настроение не портить. Хотя какое уж тут настроение…

Алина только махнула на нее рукой и снова обратилась к Стасе:

– А ты что думаешь?

– Не знаю. – Стася села, потрогала руками лицо. Странно, нос совсем не болит, только немного чешется. – Меня забрал из палаты охранник. Его зовут Глеб.

– Не помню такого, – сморщила нос Алина. – Это толстый такой, что ли?

– Нет, другой. Который в очках.

– Ага… Вроде помню. Он пытался ко мне подкатывать, только я его послала. Не мой вариант. Нет, это точно не он. Мальчик-колокольчик. А Вагаев! Мне сразу жутко стало, как только я его увидела! Он человеку в глаза не смотрит, все поверх головы мне пялился, как будто у меня из макушки пальма растет!

– Зачем ему это? От нас-то что нужно?

– Вот этого я не знаю, – прищелкнула языком Алина. – Никого из нас не насиловали, даже когда мы в отключке были. Вещи все наши при нас, кроме телефонов, и деньги, и золотишко… Светка вот говорила, мол, нас в шоу снимают. Скрытой камерой. А потом отпустят и гонорар заплатят громадный, все компенсируют…

По голосу Алины чувствовалось – ей нравится эта версия, и она сама бы с удовольствием ее придерживалась. Но Маша опять нарушила свой обет молчания:

– Только вот сама Света не дождалась, когда шоу кончится! Это называется синдром Шоу Трумана, слышала ты о таком? Да где тебе…

Алина не удостоила ее ответом.

– А то вот еще я перед операцией по Интернету лазила, искала всякие истории, кто что себе сделал, как перенес… И такое прочитала, кошмар! Там, типа, один пластический хирург сделал пациентке пластическую операцию, но неудачно, и тогда он пациентку убил! Чтобы скрыть свою ошибку! И закопал у себя в гараже. Это в Америке было, а в Швеции другой хирург своим пациенткам делал наркоз и насиловал, изнасиловал шестерых. Потом одна пришла в себя раньше обычного, и…

– Тебя-то никто не насиловал? И операция нормально прошла, сама же говоришь! Да и потом, я тут при чем? Я пластики не делала, у меня даже уши не проколоты! Неужели ты не понимаешь? Единственный пункт совпадения между нами – наше одиночество! Никто не будет нас искать, понимаешь? И тебя тоже?

Это был вопрос к Стасе. Она кивнула.

– Алин, мне надо…

– Чего? В туалет? Так иди.

– Я так не могу.

– Да перестань, мы отвернемся.

– А ля гер ком а ля гер, – вздохнула Маша.

Возобновить разговор не успели. В «кормушке» что-то зашуршало. Алина опрометью бросилась к коробу, распахнула деревянную дверь и сунула голову в зияющий провал.