Книга На злодеев глаз наметан - Энн Грэнджер

– Мисс Тапли, примите мои соболезнования по случаю столь печального события. Ваш отец некоторое время жил рядом с нами – со мной и моей женой.

В ответ на мои слова миссис Тапли прищурилась, а Флора удивленно вскинула на меня глаза.

– Правда, не могу сказать, что хорошо знал его, – признался я. – Мы с ним лишь несколько раз встречались на улице. Кажется, моя жена время от времени беседовала с ним.

Флора Тапли нерешительно улыбнулась. У нее был округлый подбородок и широко расставленные карие глаза под прямыми черными бровями. Я подумал, что, когда она станет старше, ее будут называть красавицей. Сейчас же она показалась мне по-детски хорошенькой. Будь я художником, мне бы захотелось написать ее портрет.

– Спасибо за сочувствие, инспектор Росс, – сказала она.

В разговоре с Марией Тапли я, откровенно говоря, не видел смысла. Она всего лишь играла роль дуэньи и шпионки мужа. Я сосредоточился на Флоре. Мне показалось, что она отнеслась ко мне довольно благосклонно. Во всяком случае, я не чувствовал враждебности, которую буквально излучала ее тетка. Наверное, к ней они относятся как к родной дочери… или родной племяннице. Она называет их «дядей» и «тетей»… Лиззи тоже называет «тетей» миссис Парри, хотя та ей вовсе не кровная родственница. И все же Джонатан Тапли и его супруга не заставляли Флору забыть родного отца.

– Заранее прошу меня простить, – продолжал я. – Но особенность нашей работы состоит в том, что мы непременно должны получить ответы на свои вопросы. Насколько я понимаю, вы не очень хорошо знали своего отца?

– Мне исполнилось всего десять лет, когда он покинул Англию, – ответила Флора. – Он приехал сюда на мой день рождения, пожелал мне счастья и удачи и вручил подарок. – Она коснулась золотого крестика на цепочке у себя на шее. – Вот этот. А еще он привез небольшую шкатулку, инкрустированную слоновой костью. Сказал, что ее сделали в Индии и она для моих, как он выразился, «украшений». В то время из украшений у меня была только подаренная им цепочка и серебряный браслет, который я получила на крещение. Поскольку я была еще маленькая, я так прямо и сказала: «Но у меня нет украшений!» Он рассмеялся и сказал: «Однажды, милая Флора, у тебя будут бриллианты, вот увидишь!»

Она грустно улыбнулась и замолчала. Я задумался об этих словах Томаса. Может быть, он хотел сказать, что когда-нибудь, когда он умрет, его дочь станет богатой? Всю жизнь он тратил на себя очень мало. Джонатан предположил, что Томас стремился оставить Флоре приличное наследство. Хотел ли он сделать дочь по-настоящему богатой? Надо будет связаться с поверенными Томаса Тапли в Харрогите. О каком состоянии идет речь? Деньги – один из главных мотивов к убийству.

– Не намекал ли он на свой отъезд? Вы что-нибудь помните? – Я постарался говорить как можно мягче.

– Я помню все, что он сказал, – простодушно ответила Флора.

Я услышал шорох тафты; миссис Тапли заерзала в кресле.

– Папа сказал, что скоро уедет. Надеется, что я буду хорошей девочкой, что буду слушаться дядю и тетю, которые по доброте своей взяли меня к себе… Еще он попросил меня не забывать молиться перед сном… и поминать его в своих молитвах.

Я заметил, что ее глаза подозрительно заблестели. Флора ненадолго зажмурилась и снова опустила голову.

– Неужели это необходимо? – отрывисто спросила Мария Тапли. – Неужели так нужно вспоминать, что было на десятый день рождения девочки? Какое отношение те давние дела имеют к тому… ужасу, который случился сейчас?

– Миссис Тапли, я никогда не знаю заранее, что имеет отношение к делу, а что нет, – парировал я, глядя, однако, не на нее.

Флора достала кружевной платочек и вытерла глаза. Потом она убрала крохотный платочек и вскинула голову, посмотрев на меня. Слез больше не было.

Я подумал: дядя и тетка хорошо ее вышколили. Ее с детства приучили к тому, что демонстрировать свои чувства – дурной тон. Бедное дитя! Может быть, Лиззи права. Томасу следовало остаться на родине, вести тихую жизнь и самому растить дочь… с помощью нянь и гувернанток. Может быть, Джонатану и Марии удалось настоять на своем, уверяя его в том, что, уехав, он окажет благо дочери? Тогда Томас потерял жену и был особенно слаб и раним. А бездетные супруги Тапли, уговаривая кузена оставить им Флору, заботились и о своих интересах.

– Отец писал вам после того, как уехал на континент?

– Нет, – ответила девушка.

Она успела полностью овладеть собой. Если то, что отец не писал, и причиняло ей боль, она никак не показывала своих чувств, не выдавала себя ни выражением лица, ни голосом. Мне бы очень хотелось еще раз расспросить ее – без тетки.

Почему отец не писал дочери? Почему не приезжал к ней чаще до последнего печального дня рождения, когда он с ней расстался? По словам Джонатана, Томас находил такие визиты «трудными». Откуда он знал? Были ли его приезды редкими потому, что Джонатан убедил его – «окончательный разрыв» будет лучше всего? Что девочке легче будет привыкнуть к новым родителям, если родной отец не станет с ней видеться? Конечно, я мог лишь предполагать. Расставание наверняка было горьким и для Томаса, и для его дочери. Скорее всего, взрослые считали, что действуют в интересах ребенка. Может, так оно и было? Кто я такой, чтобы осуждать их?

Я напомнил себе, что разрыв все же не был окончательным. Флоре было три года, когда Томас передал ее на попечение Джонатана и его жены. Но только когда ей исполнилось десять лет, Томаса убедили покинуть Англию и навсегда поселиться на континенте. Между тремя и десятью годами Томас Тапли все же навещал дочь. Что он испытывал, навсегда покидая родное дитя? О чем думал, когда садился на пароход, который отправлялся во Францию?

И как сама Флора относилась к отцу? Ждала ли девочка редких приездов Томаса с нетерпением? Судя по тем немногим словам, которые она произнесла, у меня возникло стойкое впечатление, что она любила своего отсутствующего папу, по крайней мере, ей приятно было сознавать, что где-то у нее есть настоящий, родной отец.

Не желая еще больше огорчать бедную девушку, я встал. Впервые на мраморном лице Марии Тапли отразились какие-то чувства. Она вздохнула с облегчением.

– Благодарю вас обеих за снисходительность, – сказал я.

Не дав Флоре ответить, Мария дернула шнурок звонка.

– Вас проводит Харрис, – сухо сказала она. – Пойдем, Флора.

Зашуршав черной тафтой и сверкнув бисером, она вышла из комнаты. Флора посмотрела на меня, словно извиняясь, и поспешила за теткой.

Я остался в комнате один, но ненадолго. Проводить меня пришел Харрис. Он протянул мне поднос, на котором лежал белый конверт с надписанной на нем моей фамилией.

Вскрыв конверт, я увидел список имен, обещанный мне Джонатаном. Он перечислил всех, кто видел его в день убийства. Список оказался очень длинным. Просмотрев фамилии, я вернул список в конверт, а конверт убрал в карман.

– Сюда, сэр, – пригласил Харрис.