Книга Мстислав Ростропович. Любовь с виолончелью в руках - Ольга Афанасьева

На наши с Галиной Павловной деньги в деревне Вача Новгородской губернии был построен родильный дом (одновременно это и детская больница), оснащен американскими аппаратами, которые являются действительно уникальными. Конечно, у нас есть замечательные больницы, но если в провинции, в деревне рождается ребенок весом меньше килограмма, то он неминуемо обречен на смерть. А при тех аппаратах, которые мы поставили в Вачу, ребятишки весом от полкило до килограмма выживают. Нам присылают список детей, которые остались живы благодаря этим аппаратам. Знаете, какое счастье — иметь столько детей, какое счастье — чувствовать, что ты можешь дать им жизнь.

Мы стараемся помогать и нашей Педиатрической академии. Однажды я пришел туда, когда мой друг оперировал девочку четырех лет. Операция была долгая и сложная, и я, войдя в операционную, впервые увидел малюсенькое сердечко в открытой грудине, которое ритмично подрагивало. Когда мы видим это по телевидению, когда смотрим убийства или какие-то трагедии в театре, все это не может сравниться с жизнью. Тогда операция прошла хорошо, но наутро, когда я позвонил, чтобы узнать, как девочка себя чувствует, услышал, что она умерла. В четыре года прекратилась ее жизнь. И умерла она потому, что аппарат, который поддерживал искусственное дыхание, был рассчитан не на объем легких четырехлетней девочки, а на больший. После этого я поехал в Японию; там у меня был концерт сразу после землетрясения в городе Кобэ; я играл концерт с оркестром под управлением Сейджи Озавы (мы с ним и в Россию приезжали, играли концерт). Я его считаю на сегодняшний день самым великим дирижером в мире, а я, поверьте, знаю всех дирижеров высокого уровня, со всеми играл, со всеми встречался. И еще он очень хороший человек. Если бы мне сказали, что я должен выбрать только одного друга в жизни, я выбрал бы его. Могу рассказать вам очень интересную и поучительную историю, произошедшую с этим музыкантом.

Пламя любви согревало их более полувека — они прожили душа в душу счастливую жизнь…

Когда он был совсем молодым, не старше 18–20 лет, и, конечно, гениально талантливым, самый лучший оркестр Японии — оркестр NHK — пригласил его продирижировать «Девятую симфонию» Бетховена. В оркестре играли лучшие музыканты Японии, известные маэстро, а он, совсем еще молодой человек, может быть, не нашел того языка, на котором следовало бы говорить со старыми музыкантами из этого оркестра. Возможно, его тон был несколько повелителен… Но, так или иначе, ни оркестр, ни хор не пришли на концерт. И вот японский характер: мне рассказывали (Сейджи мне это не подтверждал, да я его и не спрашивал), что, когда отменили концерт, дирижер остался за кулисами; и после того как публика ушла, вышел на сцену и продирижировал один, без оркестра и без публики, всю «Девятую симфонию» — выполнил свой долг, после чего сказал: «В эту страну я больше не вернусь».

Одзава уехал, и это дало ему возможность встретиться с Гербертом фон Карая-ном, с другими замечательными музыкантами и стать подлинно великим артистом-дирижером. Все же он в Японию приезжал, создал свой замечательный оркестр, но, по-моему, он тридцать четыре года категорически отказывался дирижировать NHK — одним из лучших, престижных оркестров, помнил о том случае. Я ему сказал: «Сейджи, прости людей, прощать лучше. В России столько людей против меня выступали, а я всех сразу простил».

Кстати, ощущение счастья дает еще и возможность ни на кого не злиться. И я посоветовал Сейджи перестать злиться, как в свое время перестал я. Я сказал ему: «Если ты приедешь и дашь концерт с NHK, я буду играть с тобой концерт Дворжака. И знаешь, у меня есть идея, близкая к гениальной». Он спросил: «Какая?». Я ответил: «Деньги, вырученные за концерт, мы с тобой отдадим на создание фонда для пенсионеров этого оркестра», то есть для тех, кто его подвел. Ему идея понравилась. Мы приехали, а за несколько дней до нашего концерта произошло землетрясение в Кобэ. Погибло очень много людей. Все концерты были отменены, кроме нашего. И когда мы закончили концерт, я сыграл «Сарабанду» Баха в память о погибших при землетрясении и попросил не аплодировать.

Все японцы стоя выслушали эту «Сарабанду», и, надо сказать, атмосфера была настолько трогательна, что у меня выступили слезы, как и у многих присутствовавших в зале. Деньги, вырученные за концерт, мы поделили между жертвами землетрясения и фондом для пенсионеров оркестра NHK. После концерта ко мне пришли японские представители и спросили: «Скажите, чем мы можем быть полезны?». Я сказал: «Еще как можете быть полезны! Подарите, пожалуйста, аппаратуру для детей, которая могла бы поддерживать искусственное дыхание вне зависимости от размеров легких».

Японцы выполнили мою просьбу. Они прислали нам оборудования на 700 тыс. долларов, включая замечательный аппарат с компьютерной системой, который автоматически учитывает размеры легких. И вот, можете себе представить, что когда эти аппараты уже работали, привезли девочку, тоже четырех лет, которая с моста упала в реку, и никто этого не заметил вовремя. Она была в коме, к ней подключили этот магический аппарат, и через шесть часов она встала, жива и здорова»[53].

Вместе с Вишневской Ростропович организует концерты, сбор с которых станет основой фонда. Добавив собственные деньги, они построят детскую больницу в Москве: «Галина и я считаем, что нашим главным приоритетом должно быть здоровье детей, поскольку они — будущее России и всего мира».

К его концертам привлекаются Ю. Башмет, В. Спиваков, Ю. Темирканов, он устраивает премьеры сочинений С. Губайдулиной, дирижирует сочинениями С. Прокофьева в исполнении артистов Петербургского Мариинского театра, и вместе с ними выступает на фестивале в Испании, включая их в созвездие талантов во главе с П. Доминго.

Он открывает новые имена, мало известные России: так происходит с Вячеславом Артемовым, чья симфония прозвучала впервые в Вашингтоне, и оценка ее Ростроповичем изменила творческую судьбу композитора.

В марте 1992 года Большой театр исправляет несправедливость по отношению к Вишневской: сорокапятилетию ее творческой деятельности посвящается огромный концерт, ей символически возвращается пропуск в родной театр, ею учреждается фонд для помощи ветеранам сцены. Туда она вносит все деньги, полученные за русский перевод ее книги «Галина», изданной в пятнадцати странах. В Москву съезжается вся семья: сам Ростропович, дочь Елена с четырьмя детьми, в том числе двухмесячным Александром, ожидающая ребенка Ольга.

Ростропович активно строит больницу, Вишневская возглавляет учрежденный ею пенсионный фонд. Ей предложили для фонда роскошный дом, большой штат и десять учредителей, а она размещает единственного сотрудника-бухгалтера в комнатке рядом с отделом кадров Большого театра и настаивает на своем единовластном управлении, чтобы все средства до копейки направить нуждающимся коллегам.

Ростропович в Амстердаме собирает созвездие русских деятелей — писателя В. Ерофеева, композитора А. Шнитке, режиссера Б. Покровского, художника И. Кабакова, чтобы с блеском поставить оперу Шнитке «Жизнь с идиотом».