Книга Мартовские колокола - Борис Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему поверили – а что еще им, собственно, оставалось? Студент Лопаткин даже порывался отвезти мальчика домой, но Семка немедленно сочинил насчет «тятиной кумы, которая живет в Бутырках с тамошним фершалом» и к которой его и надо непременно доставить.
Выдумка, видимо, показалась убедительной – Семку довезли на извозчике (он ждал седоков недалеко от того места, где те сошли по дороге сюда) до самых Бутырок, где мальчик и расстался со своими «спасителями».
Больше всего Семка сетовал, что так и не успел разобрать, что было в той хибарке: по его словам, «бонба подзарвалась», когда он был шагах в пяти от заветного окошка.
– Возьмите, – скорбно сказал студент Лопаткин. – Это все, что осталось нам на память о нашем погибшем товарище.
Виктор слегка пожал плечами, но принял смятую бумажку, развернул и пробежал первую строку:
«Обращение к революционной молодежи России: пламенным продолжателям нашего дела…»
«Пафос, пафос…» – Он скомкал бумажку и щелкнул зажигалкой.
– Что вы делаете? – встрепенулся Лопаткин. – Это же исторический документ… память!
– Это прежде всего компромат, дорогой Владимир, – недовольно буркнул в ответ Виктор. – И если нас загребут с этим «посланием», то придется отвечать на очень неприятные вопросы. Я даже не говорю о явно антиправительственном содержании этого документа – как вы, скажите на милость, объясните жандармам, что у вас оказалось предсмертное письмо человека, взорвавшегося на собственной бомбе?
– Но мы же должны… – пытался было возражать студент, но, натолкнувшись на ироничный взгляд Виктора, только и смог пробормотать: – Простите, да, вы, конечно, правы… конспирация…
– …и еще раз конспирация! Тогда все и будет в порядке. Удивляюсь я вам, господин бомбист, – как вообще вы ухитряетесь до сих пор ходить на свободе, оставаясь таким идеалистом? И бомбы-то вы в шляпных картонках носите, и в совпадения верите – прямо как романтическая гимназистка…
– Но тот мальчик наверняка оказался на поляне совершенно случайно! – запротестовал Лопаткин. – И потом – вы видели, какие у него светлые, хорошие, честные глаза? В конце концов, ради таких детей мы и хотим сделать Россию страной свободы!
– Не спорю, – кивнул собеседник. – Но пока мы этого еще не сделали – советую вам видеть в каждом встреченном человеке шпика, а в каждой «случайности» – хитрую комбинацию жандармов. Тогда, глядишь, и правда доживете до этой… свободы.
Владимира передернуло – тон, с которым была произнесены последние слова, явно его покоробил.
«Перегибаю я что-то, – понял Виктор, – заигрался в нашего партайгеноссе Геночку. Не надо забывать – это мы дети насквозь циничного века, а они тут – сплошь романтики и энтузиасты…»
– Да вы не переживайте так, Володя, – постарался он сгладить впечатление, произведенное на собеседника. – Я целиком и полностью разделяю ваш революционный пыл. Но поверьте – опыт тех лет, что разделяют нас, те горькие уроки которые получили борцы за свободу за это время, дают мне право…
– Витюха, Вован! – Через площадь, уворачиваясь от извозчиков, к ним бежал Дрон. Они расстались пару часов назад, когда подозрительный мальчишка слез с пролетки, буркнул: «Спасибо, дяденьки, век Бога молить за вас буду!» – и скрылся в палисадниках Бутырок. Дрон, ни слова не говоря, соскочил и бросился вслед за ним. Получасом позже он вышел на связь, буркнул что-то неразборчиво и велел ждать его на Лубянке, у извозчичьей биржи, возле угла Большой Мясницкой. Гости уже прилично ориентировались в старой Москве, а потому Виктор добрался до условленного места, даже не прибегая к помощи Володи Лопаткина. Впрочем, заблудиться тут было мудрено; чтобы не найти крупнейшую в городе биржу извозчиков, надо было одновременно лишиться и зрения, и слуха, и обоняния.
Впрочем, сейчас «бригадовцам» было не до того, чтобы любоваться городским пейзажем стотридцатилетней давности.
– Так, значит, шпик? – покачал головой Виктор. – Надо же… я как знал! Ну что, Володенька, глаза, говорите, светлые, честные? Убедились теперь? В нашем деле случайности крайне вредны для здоровья!
Лопаткин подавленно молчал. А Дрон тем временем сообщил, что «пастушок», только расставшись со «спасителями», взял в соседнем переулке извозчика (что само по себе было фактом из ряда вон выходящим) и, не теряя ни минуты, направился в самый центр города, на Варварку. Там он отпустил экипаж и, не медля ни секунды, заскочил в лавчонку с вывеской «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам». Оттуда юный филер выбрался только через четверть часа; сопровождал его не кто иной, как хорошо известный «бригадовцам» Яша – сыщик-любитель, помощник их новых противников, личность пронырливая и со всех сторон крайне опасная.
Выводы, увы, были самыми неутешительными – поганец Яша с помощью своих агентов ухитрился выследить их, да так основательно, что послал своего шпика даже на испытание гремучего студня, которое провалилось с таким грохотом. Впрочем, почему это провалилось? Опасное вещество продемонстрировало, что может взрываться с достаточной разрушительной силой, а что до погибшего химика… в конце концов, «древо свободы надо время от времени орошать кровью патриотов»[27], не так ли?
Проблема Яши, однако, оставалась. И Виктор, имевший к нему счет еще со времен позорнейшей истории с «джеймсбондовским» набором (тогда Яков сумел выследить их с помощью им же и подаренного ему китайского набора «Юный шпион»), долго не колебался. Благо за время отсутствия Геннадия он постепенно входил во вкус принятия волевых решений.
– А скажите, Владимир, сможете ли вы подготовить еще один заряд гремучего студня? Примерно как тот, что был у нашего безвременно ушедшего друга? Нет-нет, о взрывателе беспокоиться не надо, этот вопрос мы решим сами…
– А с нами в гимназии вообще будут говорить? А то начальство у вас суровое, и все по уставу, шаг вправо – шаг влево… – в который уже раз спросил я.
Порядки, насколько я помнил, в царских гимназиях были похлеще казарменных.
– Ну да, так и есть, – вздохнул Николка. – С обычным человеком господин директор и слова не сказал бы. И уж тем более не стал бы разрешать чего-то, не предписанного гимназическими правилами. Но ведь барон – не обычный человек, верно? К тому же они с господином подполковником добились особого какого-то письма от начальства московского гарнизона в канцелярию градоначальника. Оказывается, его дочь у нас на маневрах была – ее кто-то из фефеловских офицеров пригласил. Вот она и упросила батюшку посодействовать. А с письмом из канцелярии градоначальника, да еще и с его собственноручной припиской «прошу позволить сие начинание, как безусловно полезное для отечества», – совсем другой разговор!
– Вообще странно, что у вас в гимназиях даже и физкультуры нет. Непонятно, где мы там будем заниматься? – поинтересовался я.