Книга Шкура неубитого мужа - Анна Михалева

А Серж расплылся в добродушной улыбке и радостно пробасил:

— Асенька, вы получите самую лучшую норковую шубку, которую я смогу найти. Спасибо вам огромное!

Судя по всему, Аська осталась довольна. Она тут же подцепила под руку того самого депутата Ивана Савельевича, и Маша услышала за спиной:

— Как вам кажется, какой цвет мне пойдет?

* * *

Бобров попытался повести Машу в кабинет. Перед этим он выразительно посмотрел на Катьку, и та исчезла.

«Нет уж, — сказала она себе, решив цепляться за жизнь из последних сил. — Я с ним наедине не останусь». Она мужественно схватилась за дверь в анфиладе.

— В чем дело? — не понял меценат, уже занесший ногу для широкого шага.

— Куда мы? — с дрожью в голосе спросила певица.

— Хм… — С минуту Серж боролся с какими-то мыслями, по всей видимости, не слишком приятными, потому что лицо его омрачилось. А потом он расплылся в добродушной улыбке и вновь засиял душевной теплотой.

«Опасный человек», — мелькнуло у нее в голове.

— Куда? — Он вдруг расхохотался. — Ну, не в опочивальню же! Ладно, хочешь говорить среди людей, да будет так.

— Хотите… — поправила его Маша, окончательно решив не допускать ни малейшей возможности сближения с этим типом.

— Хотите? — Он не понял, сдвинул брови и снова ухмыльнулся. — Значит, все-таки хотите? Вы настаиваете?

Маша кивнула, судорожно сглотнув горячий ком в горле.

— Ну, хотите, как хотите. Каламбурить хоть можно?

Она растерялась. Откуда ей знать, чем заканчивает этот человек, начав с каламбуров. На всякий случай она спросила предельно серьезным тоном:

— Вы хотите со мной поговорить. О чем?

— О любви, — игриво ответил он.

— О любви, — сурово повторила Маша, буравя его глазами.

Он ее взгляда не выдержал, всплеснул руками, воскликнув:

— Господи! Ты же певица. Хочешь петь. И я хочу, чтобы ты пела. Ну хоть поговорить на эту тему можно? Да если бы я хотел тебя трахнуть, стал бы я так стараться! Я бы по-другому с тобой говорил.

— Я не люблю, когда меня трахают, — заметила Маша.

— Ну да! — Он оглядел ее с ног до головы, покачал головой и уточнил, явно сомневаясь:

— Что, совсем?

Маша выдернула руку из его лапищ, развернулась и направилась к барной стойке.

Где-то на середине пути она вдруг осознала, на какую тему собирался поговорить с ней Бобров.

«Наверное, я потеряла самый большой шанс в жизни, идиотка!» — обругала она себя и обернулась, чтобы наткнуться на чужих людей, еще минуту назад словно по мановению волшебной палочки ставших ей родными и близкими, а теперь снова далеких и холодных.

Меценат все еще стоял в дверях и смотрел на нее. Он ждал. Лицо его было серьезным, даже суровым. Вернее сказать, он насупился и был похож на пожилого сыча, объевшегося жирной мышью. Когда глаза их встретились, он усмехнулся одними губами и поманил ее пальцем.

Маша застыла, раздумывая.

«Шанс, шанс, — нашептывали ей долгие мечты о звездной карьере. — Ты же за этим приехала в Москву. Так лови свой шанс или убирайся обратно!»

Она медленно подошла к нему. Он повернулся и пошел в другой зал. И Маша последовала за ним.

— Я не умею говорить артистам «вы», — донеслось до нее.

— Попробуйте научиться, — дивясь собственной наглости, пробормотала она.

— Ты никто, девочка. Негоже учить своего благодетеля.

— Я соглашусь работать только на правах партнера.

Я не Галатея, а вы не Пигмалион. Вы продюсер, а я певица.

Он вдруг резко развернулся. В глазах его пылал гнев.

Маша замерла, почувствовав, как холод пробежал по позвоночнику и задержался на копчике.

— Певица?! — прорычал он.

Она хлопнула глазами.

А Бобров вдруг хлопнул в ладоши. Да так громко, что его услышали в огромном холле. Гул голосов затих. Все смотрели на них с интересом.

— Господа! — взревел Серж. — Я не слышу музыки!

Оркестранты судорожно схватились за инструменты.

А Серж продолжил:

— Встречайте, Мария.., гм…

Тут он в наигранной растерянности глянул на нее.

— Иванова, — тихо шепнула Маша, которую к тому моменту уже колотила крупная дрожь. Она поняла, что сейчас случится.

— Встречайте, Мария Иванова!

Все заулыбались и зааплодировали. Не слишком активно, скорее из вежливости. Серж взял ее за локоть и повел к оркестру.

— Если хоть один человек заговорит во время твоего выступления, можешь считать, что мы друг с другом незнакомы, — прошипел он и толкнул ее к микрофонной стойке.

— Что поем? — испуганно вопросил дирижер, для которого песня Маши была еще большей неожиданностью, чем для нее самой.

— Элвиса. «Когда мужчина любит женщину», — пискнула она. — Пониже.

— Попробуем, — не слишком уверенно пробубнил маэстро.

Маша схватилась за ось стойки, словно боялась упасть.

«Смотри в зал, смотри в зал!» — заклинала она себя.

Она подняла глаза, встретившись со взглядами сотни слишком пытливых и искушенных зрителей.

«Это конец!» — в сознании ее упал занавес.

Заиграла музыка. Она лилась вверх, постепенно заполняя собой пространство до самого потолка. Она подхватила Машу и закачала на мягких волнах. Певица улыбнулась и запела. Голос ее влился в этот восхитительный поток звуков. Она больше не думала ни о том, правильно ли она выводит мелодию, делает ли нужные акценты, смотрит ли в зал, улыбается ли, помнит ли слова, оценивает ли ее Бобров… Она забыла о себе. Она просто пела. Пела так, как ей нравилось.

Она взяла последнюю ноту, музыка стихла. И что-то оборвалось у нее в душе. Мгновенный холод поднялся от живота к вискам. В глазах ее потемнело. Зрители молчали.

Молчали и смотрели на нее. И вдруг кто-то из дальних рядов зааплодировал. Маша вздрогнула, как вздрогнуло и все вокруг. Шум превратился в грохот. В грохот аплодисментов.

Она все еще с трудом понимала, что произошло чудо.

Зал ее принял. Зал ее слушал. И залу она понравилась. Рядом вырос Бобров. Он расцеловал ее и гаркнул в микрофон:

— Мария Иванова! — В его голосе прозвучали игривые нотки.

— На «вы», — прошептала она.

— Только не надейся, что я не буду Пигмалионом, — радостно улыбаясь, сообщил он ей. — Ты глина. Хорошая, но глина. Господи, теперь мне досталась глина, которая требует, чтобы к ней обращались на «вы». Куда катится этот мир?!