Книга Леннар. Чужой монастырь - Антон Краснов

— Ты что-то много рассуждаешь, но не торопишься исполнять мое распоряжение, — заметил комендант.

Гареггин продолжал как ни в чем не бывало, он даже не сбавил тона:

— Что им нужно? Если это разведка, то очень плохая разведка. Зачем им обнаруживать себя? Тем более если они готовят штурм. Скажем, ночной…

— Ты уделяешь слишком много внимания не тому…

— Кто они? Из шайки бандитов? Или это Обращенные, которых Леннар вверил новому наставнику и вождю — омм-Алькасоолу, кстати бывшему Старшему Ревнителю Храма? Обращенные давно не появлялись в землях Ганахиды, и если они появятся, то ожидать их следует совсем с другой стороны, а именно — оттуда!

Гареггин указал себе за спину, туда, где за массивами крепостных строений, за расставленными по периметру стен серыми башнями начинались отроги гор и где за беспорядочным нагромождением глыб только опытный проводник смог бы безошибочно указать, где начинается знаменитый перевал Антекко. Извилистая горная тропа, на которую лишь несколько раз за истекшие пятнадцать столетий ступала нога мирного человека, в чьих помыслах не было намерений развязать бойню, кровопролитие.

Начать войну.

Комендант дослушал гареггина Иль-Дорана до конца и, не пожелав ответить, подтолкнул того в грудь: дескать, иди выполняй приказ. Гареггин удалился, однако на его смуглом полудетском лице, совершенно не вяжущемся с мощной линией плеч (равно как нежная кожа не соответствовала перекатывающимся под ней мощным мускулам), промелькнула гримаса недовольства. Он что-то пробормотал себе под нос о наглых выскочках и о том, что быстро выдвигающиеся точно так же быстро и уходят в никуда. Если бы его слышал бесноватый Грендам, ловко выдающий себя за прорицателя, то он не преминул бы взъерошить волосы, экстатически закатить глаза и изречь один из своих мудрых софизмов, которые он совал к месту и не к месту. Ну например: «Нельзя немножечко упасть, равно как нельзя и немножко подняться. Существует лишь полная мера вещей! Все или ничего!» Ну или что-то наподобие. Уф-ф…

Отдав еще несколько мелких распоряжений, комендант крепости отправился к себе. Он занимал две небольшие комнаты первого этажа, и единственный путь в эти помещения проходил по довольно длинной каменной лестнице. Под лестницей и комнатами находился старый, сырой подвал, где хранили кое-какие инструменты, бочонки, отдельно в углу, в клети, — дрова и пережженный уголь; ну а большей частью в подвале находился бесполезный хлам, в котором последний раз пытались разобраться, верно, еще при жизни прапрадедов служащих нынешнего гарнизона.

Он сел на кровать. В этой крепости нет даже хорошей постели, так что о приличном управлении Этер-ла-Вингом вообще не приходится говорить. Впрочем, если перечислять все недостатки этого существования, можно исчерпать все слова. И не хватит букв. Этих самых слов и букв в местном языке и так до смешного мало. Коменданту буквально на днях приходилось выезжать в одну из окрестных деревень, и его поразила феноменальная, ни с чем не сопоставимая глупость местных жителей. Они не могли связать двух слов по существу вопроса, который потребовал личного присутствия коменданта крепости, и что-то слабо блеяли о небесном гневе, о том, что в окрестностях села появилась новая Язва Илдыза — топь, близ которой простираются самые плодородные луга, а теперь туда боятся ходить даже отъявленные храбрецы, и так далее…

— У меня весь скот увели, — причитал местный староста, показавшийся коменданту наиболее толковым из тех остолопов, что составляли население деревни. — Отперли ворота изнутри и всех вывели. Как будто сквозь стену прошли!

— А мож, и сквозь стену, — возражала старосте его жена, практически точная его копия, только без бороды и усов, — мало ли что в нынешние дурные времена творится. Говорили, что все восемь проклятий, которые прописаны в старых книгах, вытряхнул из своей котомки демон Илдыз. Обойди, обойди дом мой! — Она осенила себя охранным знамением, как то и положено при любом упоминании имени верховного демонического существа.

— В соседних селах трупы с неба падали, и вообще невидаль, а он удивляется, что кто-то сквозь стену прошел и скот увел! — поддержал толстую старостиху кто-то из селян.

— Говорят, огонь и мор скоро придут и к нам…

— Охти нам!

Словом, толку из всех разговоров было немного, и он точно пожалел бы о потраченном времени, когда б один из его людей не привел какого-то оболтуса. Он явился с такой диковинной обновой на руке, что комендант без особых рассуждений содрал это с его запястья и принялся рассматривать. Оболтус, который был пьян как добрый десяток ремесленников, попытался было проявить наглость и объявить, что этот ценный браслет, дивной работы вещицу, завещал ему дядюшка, который недавно умер в Горне. При этом он тянул к коменданту руки, на фоне которых «наследство» смотрелось также нелепо, как, скажем, боевой конь Ревнителя на крыше деревенского сарая-развалюхи.

Хотя в последнее время чего только не случается в славных Нижних и Верхних землях…

Пьянчужка все тянул руки.

— Иди отсыпаться в сарай, чучело, — беззлобно сказал комендант, не поднимая на того глаз, — пока я не рассердился и не велел всыпать тебе десяток палок покрепче.

«Наследник» с ворчанием убрался, а комендант велел сопровождавшему его отряду сниматься с кратковременного постоя в деревне. По его глазам гареггин Иль-Доран тотчас понял, что для начальника многое прояснилось.

Население же деревни дружно решило, что комендант забрал у забулдыги дьявольский амулет. В тот же день так и не проспавшегося бедокура сволокли на бойню, и там мясник Гуркуф перерезал ему глотку.

Воспоминания коменданта о недавно минувшем прервал толстый десятник Мазнок, явившийся из дозора. Он объявил:

— Мы выскочили из ворот, но тех пятерых на холме и след простыл. Не нравится мне все это, сьор комендант!

— Можешь идти, — не вдаваясь в подробности дневного рейда Мазнока, велел комендант.

Однако тот выпалил:

—. Что же это такое — могу идти, сьор комендант? Это же совершенно никуда не годится, клянусь пресветлым Ааааму! Вы же с утра ничего не ели, а говорите, что я могу идти! Я обязательно должен принести вам грудинку, и жареную птицу, и этих сладеньких корнеплодов, которые доставил сюда заезжий беллонец! А еще вина!

— Я не пью, — ответил комендант.

— Да разве ж я пью? В самом деле, куда там?.. Всего-то предлагаю принести вам кувшин доброго ланкарнакского винца из Нижних земель, там, как говорят, лучшие виноделы!

— Не знаю, кто там лучший, но твоего пойла мне и даром не надо! А если потребуется еда, я пошлю, — ответил комендант. — Ступай прочь, Мазнок.

Однако тот и не думал. На округлом лице десятника задрожали несколько упругих жилок, а нижняя челюсть с мощнейшими зубами так и запрыгала негодующе:

— Ну нельзя же так, сьор комендант! Да как же это можно так обижать свое чрево? Ладно этот длинный, который Иль-Доран, ничего не ест. Так ему ж что?.. Я так думаю, что в нем сидит эта штуковина, ну которая по повелению нашего многоустого Акила, что восседает в Горне, позволяет ничего не жрать чуть ли не седмицы напропалет!