Книга Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин

Тут мы снова должны сделать небольшое отступление от основной линии текста и извиниться перед читателями, что в пределах этой главы таких отступлений будет еще несколько, поскольку для раскрытия такого сложного вопроса, каким является заговор между командой «перестройщиков» во главе с Горбачевым и Борисом Ельциным, без экскурса в недалекое прошлое от описываемых событий нам не обойтись. И здесь прежде всегда всплывает следующий вопрос. Каким образом сумел войти в доверие замкнутого в себе и осторожного в общении с людьми, в личной преданности которых он был не уверен, долголетнего руководителя КГБ Ю. В. Андропова, суетливый и отличавшийся всю жизнь самым неприкрытым угодничеством перед всеми, кого он почитал хоть в чем-то выше себя, ставропольский руководитель М. С. Горбачев? Вопрос не простой, изученный многими исследователями с разных точек зрения, но так до конца не проясненной, и причиной тому является сам Горбачев. В порядке саморекламы он настолько запутал этот вопрос, что порой очень сложно разобраться: где добросовестные свидетельства современников, хорошо знавших того и другого, а где вымыслы, фантазии, или добросовестные заблуждения самого, словоохотливого, если не сказать, болтливого Горбачева. По свидетельству В. И. Болдина, длительное время работавшего в команде Горбачева, доверительные отношения между этими двумя, совершенно непохожими друг на друга руководителями, сложились, по крайней мере, к середине 70-х годов:

«После Пленума ЦК, избравшего Андропова Генсеком, М. С. Горбачев ходил веселый и торжественный, как будто избрали его. А вечером, когда я зашел к нему с документами, не удержался и сказал:

— Ведь мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров, и наши позиции совпадают.

Из воспоминаний Горбачева хотелось бы привести лишь одно — о разговоре с ним во время приезда Юрия Владимировича на отдых на Кавказе. За «рюмкой чая» они говорили о том, что снедало печалью многих, — о положении в Политбюро, состоянии здоровья его членов, и прежде всего Брежнева. Было это в середине 70-х годов.

— Нельзя Политбюро ЦК формировать только из людей преклонного возраста, — сказал тогда Горбачев Андропову. — У хорошего леса всегда должен быть подлесок.

— Потом, — вспоминал Горбачев, — Когда избрали меня в Политбюро ЦК, Андропов, поздравляя, сказал:

— Ну что, «подлесок», давай действуй»[121].

Свидетельствует В. Болдин, которому нет основания не доверять, но ведь он, по существу, приводит собственные воспоминания Горбачева, в достоверности которых можно и нужно усомниться, если приводимые им факты не будут подтверждены другим, надежным источником. В отношении того, что доверительные отношения между Андроповым и Горбачевым сложились именно в середине 70-х годов (точную дату их посиделок за «рюмкой чая» В. Болдин, к сожалению, не приводит) такой источник имеется. Это приведенные нами ранее выдержки из воспоминаний Г. Арбатова, который назвал, по крайней мере, год (1977), когда Андропов уверенно заявил о своем положительном отношении к Горбачеву.

А вот насчет посиделок за «рюмкой чая» и нерушимой дружбы семьями — вопрос к самому В. Болдину: неужели ниспровергатель Горбачева с пьедестала, куда занесла его нелегкая, не читал откровений самого Горбачева по этому поводу, которые общеизвестны. Когда Горбачев перебрался в Москву на должность секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству в 1978 году, он получил дачу по соседству с дачей Андропова. Угодливый провинциал тут не сообразил, что есть хороший повод для «закрепления дружеских отношений» с Андроповым:

«Я позвонил Юрию Владимировичу, — вспоминал Горбачев.

— Сегодня у нас ставропольский стол. И, как в старое доброе время, приглашаю вас с Татьяной Филипповной на обед.

— Да, хорошее было время, — ровным, спокойным голосом ответил Андропов. — Но сейчас, Михаил, я должен отказаться от приглашения.

— Почему? — удивился я.

— Потому, что завтра уже начнутся пересуды: Кто? Где? Зачем? Что обсуждали?

— Ну, что вы, Юрий Владимирович! — совершенно искренне попытался возразить я.

— Именно так. Мы с Татьяной Филипповной еще будем идти к тебе, а Леониду Ильичу уже начнут докладывать. Говорю это, Михаил, прежде всего для тебя.

С тех пор желание приглашать к себе или быть приглашенным к кому-либо, у нас не возникало. Мы продолжали встречаться со старыми знакомыми, заводили новых, приглашали к себе, ездили в гости к другим. Но не к коллегам по Политбюро и Секретариату»[122].

Вот и верь после этого свидетельствам В. Болдина о дружбе семейств Андроповых и Горбачевых. Однако нельзя не восхищаться тому, как мастерски «отбрил» суровый и неподкупный Андропов надоедливого прилипалу! Но тот по простоте своей холуйской натуры так ничего и не понял. И даже потом, много лет спустя, когда уж и Андропов давно Богу душу отдал, и сам Горбачев коротал дни на пенсии, он по-прежнему полагал, что суровый сосед по даче его любил. Так, он описал трогательную процедуру прощания с Андроповым, когда тот умирал в Кремлевской больнице.

«Когда я вошел в палату, — писал он позднее, — Андропов сидел в кресле и попытался как-то улыбнуться. Мы поздоровались, обнялись. Произошедшая с последней встречи перемена была разительной. Передо мной был совершенно другой человек. Осунувшееся, отечное лицо серовато-воскового цвета. Глаза поблекли, он почти не поднимал их, да и сидел, видимо, с большим трудом. Мне стоило огромных усилий не прятать глаза и хоть как-то скрыть испытанное потрясение. Это была моя последняя встреча с Юрием Владимировичем»[123].

Так доверял ли Генеральный секретарь Горбачеву, готовил ли его в качестве преемника и продолжателя начатых им реформ, или это сам Горбачев создал миф о своем правопреемстве в вопросах глобальной перестройки государства, партии и общества? На этот вопрос нет однозначного ответа. Одни исследователи полагают, что к концу жизни Андропов полностью разочаровался в ставропольском «подлеске» и практически свернул всякие отношения с ним. Другие, напротив, считают что Андропов по-прежнему всецело доверял Горбачеву, даже поручил ему зачитать свое выступление, а вернее письмо, к участникам Пленума, который состоялся в конце 1983 года. Свидетельствует В. И. Болдин:

«В конце 1983 года должен был состояться Пленум ЦК. По традиции, установившейся еще при Л. И. Брежневе, предстояло подвести итоги работы за год, наметить пути решения проблем в будущем. Ю. В. Андропов активно готовился к выступлению. В больницу к нему все чаще приезжали помощники и консультанты. Это должна быть его важнейшая речь, но состояние здоровья не позволило выступить, хотя ему так хотелось подвести итоги года, поставить задачи на будущее. Лишь за сутки он понял это окончательно и сказал Горбачеву, что обратится с письмом к Пленуму, а Михаил Сергеевич пусть произнесет короткую речь»[124].