Книга Россия и Южная Африка. Три века связей - Ирина Филатова

Вильгельм не хотел вести переговоры с Лейдсом, представителем Трансвааля в Европе. И Россию он подталкивал к решительным действиям против Англии не для того, чтобы участвовать в них, а лишь чтобы шантажировать Лондон русским нажимом [111].

Джозеф Чемберлен в ходе встречи с канцлером Бернгардом Бюловым стремился настроить его и против России, и против Франции. Предложил даже раздел Марокко с предоставлением Германии Атлантического побережья. Правда, Вильгельм и Бюлов этот дар не приняли — не захотели идти на обострение с Францией.

О политике России лучше судить не по высказываниям царя, а по деловым документам, по большей части секретным. Пожалуй, важнейший из них — это записка М.Н. Ламздорфа, бывшего во время ее подготовки товарищем (заместителем) министра иностранных дел, а через несколько месяцев — министром. Записка: «О задачах внешней политики России в связи с англо-бурской войной», датирована 22 января 1900 г. (ст. ст.).

Начиналась она общей оценкой значения англо-бурской войны для мировой политики: «Разыгравшиеся на Африканском материке с начала осени минувшего года события сосредоточили на себе всеобщее внимание и приобрели в глазах правительств почти всех государств особливую важность по тем неожиданным последствиям, к которым привело столкновение сравнительно ничтожных военных сил двух небольших южноафриканских республик с войсками могущественной Англии» [112].

Ламздорф привел требования воинственных кругов России, которые хотели максимально использовать ситуацию в то время, когда у Англии связаны руки. В этих кругах широко обсуждались планы захвата портов в Черном и Средиземном морях и даже в Персидском заливе. В шовинистской печати это называлось «компенсациями».

Ламздорф выступил против этих прожектов как дорогостоящих и нереальных. Даже давнюю мечту о захвате пролива Босфор назвал нереальной. Обстоятельно, с хорошим знанием дела, рассмотрел замыслы России и других великих держав во всех районах столкновения их интересов: от Босфора до Ирана и Дальнего Востока. И сделал вывод: «Настоящее общее политическое положение вещей не вызывает необходимости со стороны императорского правительства принятия каких-либо неотложных, чрезвычайных мер: ни в виде приобретения путем соглашения какой-либо стоянки для нашего флота, ни при посредстве военного занятия какой бы то ни было территории или стратегической позиции».

Единственное, что Ламздорф предложил, это несколько укрепить позиции России в Османской империи, в Ираке и Афганистане, и то не военными, а дипломатическими мерами.

Записка Ламздорфа была послана в несколько министерств. Военный министр А.Н. Куропаткин выразил явное недовольство. Он считал, что надо начать давление на турецкое правительство, чтобы оно уступило России Босфор. Управляющий морским министерством тоже не сдержал наступательного пыла и жалел, что Россия ничего не выиграет от затруднений своего старого соперника. Зато министр финансов Витте высказал прямо противоположное мнение. Он возразил даже против предложенных Ламздорфом мер по усилению русского влияния в соседних странах Центральной Азии и дал понять, что при тяжелом финансовом положении России нечего было об этом и думать.

Время для России действительно было трудное. Экономический кризис, сокращение промышленного производства, а главное — неурожай и голод в ряде областей империи. Даже «ястребы» в правительстве это понимали.

Вильгельм II подталкивал Россию к вторжению в Индию. Он прямо говорил об этом с российским послом в Берлине в начале января 1900 г. [113] Но даже в высших военных кругах России было понимание опасности такого шага. Это выяснилось на закрытом совещании генералов и офицеров в конце 1899 г. Докладчик генерал М. Грулев резко осудил призывы к походу на Индию — и никто ему не возразил. Правда, доклад Грулева решили не публиковать, чтобы не раскрывать перед Англией свои карты, и заставить ее бояться возможного русского вторжения [114].

В целом победила точка зрения Ламздорфа. Призывы вторгнуться в Индию или захватить Босфор так и остались призывами. Но свои позиции в Центральной Азии Российская империя все же укрепила. В декабре 1899 г. добилась, что Иран еще на десятилетие продлил свое обязательство не давать другим иностранным державам концессий на строительство железных дорог. В январе 1900 г., дав Ирану заем, Россия добилась вытеснения английских товаров российскими на иранском рынке. А в случае нарушения сроков по платежам займа Россия получила право «установить контроль над таможнями, доходом коих упомянутый заем гарантирован» [115]. В Оттоманской империи правительство Николая II добилось концессии на строительство железной дороги вдоль южного берега Черного моря, а с Афганистаном в начале 1900 г. были установлены дипломатические отношения, чему Великобритания всегда препятствовала.

Ни для кого не было секретом, что перемены в Центральной Азии — следствие англо-бурской войны. Даже российский либеральный журнал, существовавший в условиях жесткой цензуры, публично признал это. «Русско-персидский заем и русско-персидские концессии также до известной степени связаны с этими событиями. В Тегеране не решились бы на этот шаг, столь неприятный англичанам, если бы престиж Великобритании не был столь поколеблен южноафриканскими событиями» [116].

Англо-бурская война и российская общественность

Общественность России откликнулась на войну бурно. «За здравие президента Крюгера служат молебны, от оркестров, играющих в публичных местах, требуют “гимн буров”, который повторяется бесчисленное число раз». Это свидетельство петербургского журнала начала 1900 года [117].

«Буры и все “бурское” интересует теперь решительно все слои общества, и в великосветской гостиной, и в редакции газеты, и в лакейской, и даже в извощичьем трактире только и слышны разговоры о бурах и африканской войне». Так говорилось в книжке, изданной в конце 1899 г. Называлась она «В помощь бурам!» Автор назвал себя «Бурофил» [118]. Появилась и фраза: «Нынче куда ни сунься — все буры да буры» [119].

Подобных высказываний с тех времен остались сотни, тысячи. Издавалось множество русских книг о войне. Статей — не сосчитать. А брошюры печатали не только в столицах, в Санкт-Петербурге и Москве, или крупных городах Российской империи — Киеве, Варшаве, Тифлисе (Тбилиси), но даже в Борисоглебске. Фотографии бурских бойцов, генералов, президента Крюгера и его соратников — во всех иллюстрированных изданиях. И с самыми восторженными подписями.

В церквах собирали пожертвования в пользу буров. В Трансвааль посылали иконы, альбомы, роскошно изданную Библию, складни, пластинки с записями русских стихов и песен в честь буров. А после известия, что бурский генерал Кронье взят в плен, прошла широкая кампания по сбору средств, чтобы подарить ему братину — громадную чашу из порфира с серебряным орнаментом. Эта братина была послана вместе с листами, на которых расписались 70 тыс. человек. Листы озаглавлены: «Подписи к братине от русских людей командиру буров Питу Кронье». Это все хранится теперь в Претории, в Историческом музее. А некоторые русские книги попали в библиотеку Стелленбошского университета.