Книга От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника 1941-1945 - Петр Боград
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Командир 122-й стрелковой дивизии – полковник (с ноября 1944 года – генерал-майор) Величко Алексей Никонович, 1898 года рождения. В армии его за глаза называли «наш старик». Единственный из командиров дивизий – активный участник Гражданской войны, за что был дважды награжден орденом Красного Знамени. Спокоен, речь тихая, кажется – мягкий человек. Но в бою Алексей Никонович преображался до неузнаваемости, проявляя решительность, упорство и неуемную волю к достижению поставленной задачи. Нам, тогда двадцати– и двадцатипятилетним офицерам, было не угнаться за своим комдивом.
Вспоминается, какие у всех сосредоточенные лица. Идет розыгрыш операции. Командиры, в зависимости от полученной задачи, докладывают свои решения. Особенно активен командир 104-й: его дивизии предстоит большой и длительный марш-маневр по охвату немецкого корпуса с севера. В ходе докладов уточняются детали отдельных эпизодов боевых действий.
Очень подробно разбираются действия в глубине обороны противника, в том числе неожиданные варианты. Шаг за шагом командующий генерал-лейтенант Г. К. Козлов вместе с начальником штаба генерал-майором С. А. Маркушевичем и начальником оперативного отдела полковником Дмитриевым, разыгрывают ход операции, создавая сложные ситуации, вынуждающие командиров дивизий искать целесообразные решения.
В ходе этой работы многих смутило решение командира 122-й дивизии, который решил, с целью нанесения мощного удара на узком участке силами двух полков, на остальном фронте (более 20 километров) растянуть две роты (стрелковую и пулеметную), создавая видимость обороны и прежний режим огня. Однако решение было утверждено, хотя и не без элемента риска. Впоследствии этот маневр обеспечил успешный прорыв обороны немцев вдоль железной дороги на Алакуртти.
Вот и сейчас в моих ушах звучит уверенный молодой голос дивизионного инженера 122-й дивизии инженер-майора Николая Васильевича Огаркова. Он уверенно и убежденно формулирует свои предложения по инженерному обеспечению боя, обращая особое внимание на обеспечение наступления войск южнее озера Толванд, которым предстоит в ходе боя преодолеть заболоченный лесной массив и форсировать узкие горные реки. Не забыл он и о мерах по преодолению противопехотных и противотанковых заграждений. Ни его друзьям, ни начальникам в тот момент не приходило в голову, что они слушают доклад будущего Маршала Советского Союза, начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР!
Наступление началось 9 сентября и, несмотря на лесисто-болотистую местность, развивалось в высоком темпе. Обстановка осложнилась, когда части дивизии вышли на дорогу, ведущую к Алакуртти.
«Невероятно, но русские все же бросили свои основные силы на самый опасный для нас охват с севера и часть сил с юга… Маневр был хитро задуман и смело начат, причем этот маневр выполнила не только пехота, гужевой и вьючный транспорт, но и танки Т-34. Такой более чем неожиданный для нас рейд в тыл 36-го армейского корпуса – свидетельство о замечательном умении противника действовать в лесисто-болотистой и резко пересеченной местности в Заполярье. Наши части прикрытия в районе Корья (на севере) и высоты 162,7 (на юге) были смяты лобовым ударом, что потребовало вмешательства командования армии», – писал в своей книге «Армия в Арктике» генерал-лейтенант Хельтер, бывший начальник штаба 20-й немецкой армии, действовавшей в Северной Финляндии. (Речь в этом отрывке идет о действиях советской 19-й армии на кандалакшском направлении.)
Во время наступления все дороги и близлежащая местность оказались заминированными, в лесу противником устроены завалы. Потребовались неимоверные усилия по разминированию и разгораживанию. Естественно, решение этих проблем возглавил Николай Огарков.
«Товарищ Огарков Н. В. очень много внимания уделял вопросам организации разминирования, исправлению дорог и мостов и прокладки колонных путей… Он организует работу, лично находится на самых ответственных участках», – говорилось в представлении комдива к награждению Огаркова орденом Красного Знамени.
Весь период наступления я находился рядом с Николаем. Мы не уходили с переднего края, ели из одного котелка, укрывались на отдых одним брезентом у танков, прямо у дороги, так как отход от нее в сторону грозил подрывом.
Шел уже третий день армейской наступательной операции, и мы были близки к завершению окружения алакурттской группировки противника. Мы с Николаем движемся в составе оперативной группы по дороге Алакуртти – Вуориярви. Дорога была заминирована противником, саперы дивизии хорошо поработали, но убрать все мины за короткий срок невозможно. А справа-слева непроходимое болото и валунные поля. Наступило время доклада комдиву, который с главными силами дивизии наступал южнее Алакуртти. Радист развернул новенькую радиостанцию А-7а, я прилег рядом и хотел было вытянуть уставшие ноги.
Тут раздался почти истерический крик Огаркова:
– Лежи! Не двигайся!!! Мина!
Естественно, я замер. Подошел Николай и показывает: в двух-трех сантиметрах от моей ноги торчат из земли металлические усики.
– Шпринг-мина!
Еще мгновение – и вся наша группа из семи офицеров и шести солдат, стоявших рядом с радиостанцией, погибнет. Достаточно тронуть усики, и мина выпрыгнет на высоту полметра и взорвется. В радиусе до 15 метров разлетится множество осколков.
Нет уже с нами Николая Васильевича, но я продолжаю благодарить его за бесценный подарок. Подарок, сделанный не только мне, но и другим, и себе…
Замечу, что из нас только Николай заметил мину. Ведь профессия военного инженера – одна из наисложнейших военных профессий. Что такое военный инженер? Если предельно кратко, его боевая задача, с одной стороны, создать оптимальные условия для развертывания и наступления своих частей и подразделений, с другой – не допустить прорыва противника через боевые порядки своих войск. Держать в голове все детали непрерывно меняющейся фронтовой обстановки и действовать днем и ночью, чтобы изменить ее в соответствии с боевой задачей. «Сапер ошибается только один раз!» – фраза крылатая. Военный инженер – тот же сапер. Вот она – главная деталь боевой жизни Николая Васильевича Огаркова.
Буквально через пару недель после описанного случая со шпринг-миной со мной произошел еще один случай, который я также трактую как счастливый перст судьбы, указавший, что я должен выжить в этой войне. Хотя я подозреваю, что каждый фронтовик может рассказать о чем-то подобном – именно потому и может рассказать, что судьба была к нему добра и он остался в живых в ситуации, в которой, казалось, у него не было шансов.
На рассвете в конце сентября 1944 года части дивизии продолжали наступление вдоль дорог, ведущих к государственной границе СССР – Финляндия. Я по радио запрашивал обстановку в частях. В это время подходит ко мне майор, заместитель начальника отдела Смерш дивизии, и предлагает:
– Давай, пойдем вместе со мной, очень спешу попасть в Лампелен…
А в этом местечке с 1941 года располагался лагерь наших военнопленных солдат. Естественно, я согласился с предложением представителя Смерша, но попросил подождать десяток минут, чтобы закончить радиопереговоры. А передвижения вне боевых позиций в тех условиях проходили таким образом: впереди один-два танка, а по следам гусениц в две шеренги идет пехота. Так мы спасались от противопехотных мин, которые уничтожались танками. Пока я заканчивал разговор по радио, майор нетерпеливо сказал: