Книга Музыкант и модель - Полина Поплавская

Светлые очертания его рубашки соскользнули вниз, и Люсия могла наблюдать разметавшиеся волосы на уровне своих колен. Потом у ее ступней остались только руки, стук о землю – свет фонарика, покачнувшись, уравновесился где-то внизу и поплыл, поскакал по ступенькам все глубже и глубже. Ее сердце замирало при каждом резком скачке, она не могла ровно дышать, когда мелкие камни с грохотом обрушивались в пропасть из-под его ног. Зачем он испытывает ее терпение, зачем он так изощренно истязает ее? Минут через пять Дэвид, видимо, достиг ровного участка. Светлячок проехал метров двадцать вправо и закружился. Что там такое? Люсия изо всех сил подалась вперед, но вспомнила, что это опасно. Приложила руку козырьком ко лбу, прищурила глаза: неужели машина? Так оно и есть. Вот он, глянец капота. Огонек фонарика нырнул, затерялся – и в следующую секунду его сменили два ослепительных луча дальнего света.

Радоваться ли тому, что обратный путь открыт, огорчаться ли?.. Теперь она могла наблюдать, как Дэвид лихо поднимается по горе, чтобы забрать ее и вещи. Хотелось запечатлеть навек в своей памяти каждое движение его вытянутого, гибкого силуэта. Чтобы помочь ему преодолеть последний, отвесный участок, Люсия протянула руку. Он воспользовался услугой – скорее чтобы сделать ей приятное. Какие-то неведомые силы несли его на крыльях, позволяли быть выше всего, что составляет трудности для тех, кто опирается на землю всей ступней.

– Как тебе это удалось? – поинтересовалась она.

– Сам не знаю. Интуиция. Я пошел не здесь, а в обход, по пологому склону. Там, у машины, туман менее густой.

Ей хотелось расцеловать мудрого обольстителя, но его сосредоточенность, опущенные брови и готовность идти и запихивать в сумку разбросанные вещи остановила ее. Он был уже недосягаем. Проклятая машина нашлась так быстро, и это вдохновило его на сборы. Она-то все равно уже скомпрометировала себя: трудно сказать, который час, но ясно, что Тони не просидел в ресторане и трети проведенного ею с Дэвидом времени.

Маковски предложил еще виски, и она сделала несколько больших глотков – от страха, что не перенесет расставания. Насколько долгим оно будет? Только бы не навсегда! Почему он молчит? «Я хотел бы встретиться с вами завтра». – Как странно, неуместно звучали эти слова вчера, и как они были бы желанны и естественны теперь.

Когда сумка была собрана и в каменном сарае наведен первозданный порядок, Дэвид нежно укутал Люсию, привлек к себе, растопил ее волнение спешным, но чувственным поцелуем:

– Все будет хорошо, моя крошка. Поблагодарим хозяина этой конуры.

Они шли на свет фар долго, обходя крутые склоны, чтобы Люсия не сломала ногу из-за туфель. На полпути она обернулась, в последний раз попрощалась с горной площадкой, уже ставшей для нее самым любимым, самым дорогим уголком света. Дэвид взял ее за руку, не позволяя медлить, и вскоре белокаменный бугорок исчез из поля зрения… На его месте торчал теперь одинокий, куцый, занесенный на край обрыва немилосердным ветром куст.

То ли ее разгорячило спиртное, то ли и вправду быстро теплело. Словно не только они спускались по горным дорогам вниз, но и само благополучие низины стремилось им навстречу. Когда выехали на основную дорогу, стало совсем жарко, пятна на платье, казавшиеся не такими страшными в горах, превратились в ужасающие потеки, а ее поступок отяжелел, достиг веса греха. Как ни странно, нависшие над набережной, словно топор палача, уличные часы показывали всего лишь без четверти два. Похоже, Дэвид собирался довезти ее до самого отеля. Вдруг Тони окажется в этот момент у окна? Попросить остановиться? Поздно!

– Вот ты и дома. Мне, право, стыдно за такую прогулку. – Он смотрел на нее пристально, не мигая, и его рука незаметно легла ей на колено.

Стекло в окне машины опущено, значит, Тони все видит. А, какая разница! Она бросилась Дэвиду на шею, осыпала его поцелуями, уткнулась в его спутавшиеся волосы, длинные, доходящие до мочек ушей, мягкие, пахнущие дымом костра и еще чем-то невыразимо приятным. Если все население планеты уставится в их окно, она будет только счастлива. Как это сладостно – рассказать каждому прохожему, каждому листочку, каждой былинке, что она встретила самого восхитительного мужчину на свете!

Прощание не могло длиться бесконечно. Как это ни трудно было сделать, Люсия высвободилась наконец из его объятий. Неизвестность мучила ее, и пора было услышать свой приговор: или все, или ничего.

– Я должна идти, – нерешительно произнесла она и затаила дыхание.

– Жаль, что обстоятельства сильнее нас. – Дэвид опустил голову. – Мне не хочется, чтобы ты сразу забыла обо мне. – В его руках вдруг оказалась крохотная бархатная коробочка. – Возьми это. Я купил его несколько лет назад в Австралии, сам не знал тогда зачем. Не смог оторвать глаз. С тех пор вожу с собой. Когда силы оставляли меня, я смотрел на него, и оно дарило мне новое настроение. Кажется, тебе оно придется впору. Обидно же ему лежать всегда в футляре.

Люсия приоткрыла крышку: многогранным блеском ее ослепил необыкновенно красивый, густо-зеленый, как морское дно, изумруд. Серебряное кольцо, по-видимому, старинной работы, было выполнено с величайшим вкусом и мастерством. Совсем не то, чего она хотела и ждала от Дэвида, но невозможно было не восхититься, не залюбоваться.

– Это очень дорогой подарок…

– Ты сделала мне более дорогой… – Он не закончил фразы, взял ее руку и надел кольцо на средний палец. Камень засверкал по-новому, словно обрадовался, что у него появилась хозяйка.

Ее взгляд не позволял ему оставаться спокойным. Дэвид потерял былую решительность. Еще немного – и его лицо испортит чувство вины. Люсия с трудом подавила слезы. Он решительно поднял голову:

– Я не знаю, каким окажется наше будущее, но наше настоящее прекрасно, и я счастлив. Будь и ты счастлива, если у тебя есть к тому хоть один повод. Нам повезло, что у нас был такой день…

Люсия не дослушала его. Она выскочила из машины, хлопнув изо всех сил дверью. Бархатная коробочка упала на асфальт. Туфли мешали идти – она сбросила их с ног, вбежала во двор отеля и расплакалась. Может, догонит? Нет, ни за что не посмотрю назад. Не замечая никого вокруг, она добралась до своего номера, мокрый треугольник на подоле платья смущал ее, как клеймо позора. Открыла дверь, шагнула за порог… Но никто не вышел навстречу, никто не набросился на нее с расспросами и обвинениями. Может, Тони спит? Швырнув сумочку на столик, она влетела в ванную, заперла дверь, прямо в одежде легла в белоснежную прохладу и включила воду. Схватив с полочки мыло и приготовившись выплакать свою обиду и смыть с себя прикосновения предательских рук, она внезапно остановилась: кольцо вдруг засияло цветом его глаз – зеленых, лукавых, но любящих… Вода, слегка покрывшая ее щиколотки и бедра, будто ловила цвет изумруда и отдавала ему взамен свою голубизну. Слезы высохли, и на смену вспыхнувшей ярости пришло тихое изумление: как странно устроен этот мир!..

Тони повозился ключом в замочной скважине. Такого с ним не было ни разу: не попасть. Ну, наконец-то. На цыпочках, придерживаясь за стены, он пробрался в спальню и, не веря своим глазам, нагнулся над пустой кроватью… «Нужно пойти умыться холодной водой, – подумал он, – это, наверное, поможет…» С силой рванув дверь, он понял, что скрыть свое состояние не удастся: за дверью шуршала вода. Постучал – не открыли, позвал – не ответили.