Книга Мимо денег - Анатолий Афанасьев

Именно любовница директора «Токсинора», а точнее, противоречивость сведений о ней заинтересовали Сабурова. По одним публикациям выходило, что она была сообщницей директора и тот, избавляясь от опасного свидетеля, задушил ее во время изощренного полового акта; по другим — ее расчленили в камере предварительного заключения и подкупленные менты разбросали части туловища по мусорным бакам, причем, как говорилось в одной заметке, из этих частей в Институте Склифософского удалось собрать сразу двух женщин: одну молодую, другую старую, но с одинаковым генетическим кодом.

Сабуров позвонил одному из своих пациентов, высокопоставленному работнику прокуратуры, и попросил уточнить, что на самом деле произошло с фигуранткой. Через час получил информацию, к которой внутренне был готов: Анна Григорьевна Берестова жива-здорова, ее не расчленили, не удавили и не посадили на кол, хотя попытка устранить ее как свидетеля имела место. Сейчас она проходит обследование в коммерческой психушке в Малаховке.

— Неужто на «Белой даче»? — удивился Сабуров.

— Так точно… Удовлетворите мое любопытство, уважаемый профессор. Чем вас заинтересовала эта дама?

— Медицинская тайна, дорогой друг.

— Понимаю, — хмыкнул прокурор. — Но тогда вам придется поспешить. Вы же знаете, после того как наши подопечные побывают на «Белой даче», у них уже не остается никаких тайн.

Пациент из прокуратуры, радуясь возможности оказать услугу, сообщил еще некоторые сведения о фигурантке. Девица образованная, закончила иняз, владеет несколькими языками. До того как устроиться в «Токсинор», зарабатывала переводами для различных издательств. Бытовой проституцией, судя по всему, не занималась и даже не баловалась наркотиками. У директора пользовалась абсолютным доверием, возможно, потому, что пришла в «Токсинор» прямиком из его постели. Есть еще интересная деталь. В этот же период при странных обстоятельствах погибли и ее отец, и мать, но девица жила отдельно, снимала квартиру и вряд ли имела отношение еще и к этому убийству. Оно даже не включено в делопроизводство. Ее родители были незначительными людьми: отец — бывший мастер-механик, мать — преподавала математику в младших классах. Их смерть не представляла общественного интереса.

Попрощавшись с прокурором, Сабуров закурил вторую за утро, сверхнормативную сигарету. Его томило неясное предчувствие, сродни тому, какое бывает при смене атмосферного давления. Может, так и было: среди ночи он просыпался от взрывов самой мощной за это лето августовской грозы и два раза пил корвалол. Он не понимал, почему его так живо занимает незнакомая сотрудница «Токсинора», но будто по наитию чувствовал, что должен ее повидать. Заработала интуиция, он всегда ей подчинялся. Правда, был логический повод: Микки Маус втягивал в непонятную историю, поэтому нелишне узнать о том, что происходит в «Токсиноре», изнутри, не ставя в известность магната. Приближенная к директору фирмы особа отлично подходила на роль информатора. Добраться до нее для Сабурова не составляло труда. На «Белой даче» работал некто Гаврюша Митрофанов, бывший ученик Сабурова. Лет двадцать назад он помог этому парню защитить кандидатскую диссертацию, хотя, по всем прогнозам, Митрофанова должны были прокатить. Гаврюша был чертовски талантливым молодым ученым, но с отвратительным характером. Благодаря склонности к какому-то животному, совершенно немотивированному хамству Гаврюша Митрофанов за три года настроил против себя половину кафедры, а те, с кем он не успел вступить в конфликт, все равно опасались его злобного нрава и не чаяли, как от него избавиться.

Сабуров сделал для своего незадачливого ученика почти невозможное: предварительно заручился поддержкой своих собственных друзей и почитателей (на кафедре их было немало) и на защите выступил с блестящей речью, в которой, кроме лестных научных оценок, присутствовал яркий моральный акцент. Он призвал коллег отрешиться от эмоций, насколько это возможно, и не ломать судьбу талантливому человеку из-за его скверного характера, который в первую очередь вредит ему самому. Напомнил, что все на свете суета сует, кроме ее величества Науки, которой все они преданно служат. Неожиданно это подействовало: тайным голосованием диссертация Митрофанова прошла с перевесом в два шара.

На банкете Гаврюша, изрядно нагрузившись, поблагодарил учителя в присущей ему хамоватой манере. Обведя взглядом пирующую кафедру, цинично заметил: «Паноптикум, не правда ли, Иван Савельевич? Мою диссертацию большинство из них, разумеется, приняло на свой счет. Еще бы! Ранние признаки паранойи. И вот от таких людишек иногда зависит судьба открытий! Однако спасибо за поддержку, хотя, полагаю, справился бы и сам».

Через год Гаврюша Митрофанов перевелся в Институт Сербского с прицелом на место заведующего отделением, и всякие отношения между ними прервались. А когда началась вся эта заваруха по перекройке старушки-России на западный манер, тут уж и вовсе привычные связи нарушились у всех. Удалые реформаторы один из первых сокрушительных ударов нанесли именно по отечественной науке. Научные центры валились, как грибы, подточенные червями, создатели супертехнологий и глобальных проектов спешно переквалифицировались в жестянщиков, а те, кто порезвее и посмышленее, паковали чемоданы и разбегались по всему миру, как крысы с тонущего корабля. У старшего поколения, в котором сверкало целое созвездие блистательных имен, осталась одна забота, как заработать на хлеб насущный и худо-бедно обеспечить надвигающуюся старость. Всего несколько лет понадобилось, чтобы превратить грозный, могучий интеллект страны в копоть и пыль. Дольше всех сопротивлялся военно-промышленный комплекс, но и его дни были, по всей видимости, сочтены.

Издали Сабуров все же следил за успехами бывшего ученика по публикациям в медицинских вестниках и огорчился, когда узнал, что тот оставил прежнюю тематику и перебросил мослы в коммерческую психушку. Это означало, что, подобно тысячам других, сломался и Гаврюша Митрофанов.

Психушка «Белая дача» была не обычным медицинским стационаром для лечения больных с нарушениями психики, а скорее неким пересыльным пунктом, отстойником для господ, потерпевших поражение в беспощадной борьбе за капитал. Подобные заведения оказались совершенно необходимы для обновленной, свободной России, прорубившей очередное окно в Европу. Этакий престижный хоспис для богатых людей, еще вчера с презрением взиравших на мельтешение черни, а сегодня вдруг приговоренных на списание более удачливыми побратимами. Простой человек, бывший совок, о таком приюте, как «Белая дача», мог только мечтать: пребывание здесь стоило пятьсот долларов в сутки. Палатными врачами работали светила медицины, профессора и доктора наук, и если верить телевизионной рекламе, в этом замечательном, суперсовременном центре здоровья, находящемся под покровительством Сороса, ставили на ноги самых безнадежных больных, избавляя от психозов, депрессии, шизофрении, паранойи, болезней Паркинсона и Альцгеймера, попутно излечивая онкологию и СПИД, не говоря уж о таких пустяках, как малазийская гонорея и эпилепсия. Все это стало возможным благодаря прямым связям «Белой дачи» с ведущими медицинскими центрами в Мичигане и Филадельфии, а также беспошлинным поставкам патентованных медикаментов, виагры и акульего хряща. Самое забавное, что некоторые известные бизнесмены, ввиду неизбежного ареста, являлись в клинику добровольно, и тот факт, что ни один из обитателей «Белой дачи» не возвращался оттуда живым, их ничуть не смущал: это как раз вполне укладывалось в фантасмагорическую логику рыночного бреда.