Книга Бедная Настя. Книга 1. Любовь и корона - Елена Езерская

Он был во всем цивильном, и кажется, испытывал от этого явную неловкость. Никита подвел к нему лошадь.

— Будь осторожен, Владимир! — заботливо сказал Репнин, глядя с каким усилием друг подтянулся, чтобы вскочить в седло. — А то ведь не удержишь раненой рукой поводья.

— Пустяки! Рана почти зажила, — небрежно отмахнулся Корф.

— Езжай с Богом и не переживай — я позабочусь об Анне.

— Смотри не переусердствуй! И помни — она — не та, за кого себя выдает, — Корф собрался козырнуть Репнину, но вспомнил, что отныне он штатский, помрачнел и сердито пришпорил лошадь.

Когда Репнин вернулся в залу, он застал там Анну — бледную и сосредоточенно изучавшую какую-то книгу.

Михаил присел рядом с ней на диванчик и, взявшись за корешок книги, отвел ее от лица девушки.

— Вам следует послушать своего друга и держаться от меня подальше, — тихо сказал Анна.

— Но почему?

— Я прошу вас. Разве этого недостаточно?

— Это не причина, это прихоть ревнивого Корфа. Но мне нет дела до его капризов! Я пообещал ему обращаться с вами, как с родной сестрой.

И готов приступить к своим обязанностям.

— И к каким же? — сквозь слезы улыбнулась Анна.

— Дергать вас за косу. Пугать дохлой крысой, — шутливо сказал Репнин.

— Вы всегда так обходились со своей сестрой?

— Напротив — это моя сестра так обходилась со мной!

— Не может быть, — покачала головой Анна, пытаясь понять, серьезно ли это он говорит. — Мне казалось, что княжна Наталья такая милая девушка.

— Да, она милая девушка, но если не помочь ей спрягать французские глаголы, то славная мадемуазель превращается в сущую бестию! Представьте, она нарочно ломала мои перья, ставила кляксы в моих тетрадях, выливала чернила в рукомойник… А ее коронным номером было подсыпать пауков мне в постель!

— Со мной вам нечего бояться — спрягать французские глаголы я умею без чужой помощи, — Анна вздохнула с облегчением — Репнин не принял на веру предупреждения Корфа.

Она видела во взгляде Михаила восхищение и обожание, от которых на сердце становилось легко и свободно.

— Охотно верю, — кивнул Репнин и снова игриво потряс книгу за корешок. — Так что же вы читаете на сей раз — неужели грамматику?

— Это пьесы господина Шекспира.

Я повторяю для прослушивания сцену из «Ромео и Джульетты». Их первая встреча.

— А вы позволите ассистировать вам? — Репнин сел ближе. — Мне кажется репетировать без Ромео — сущее наказание. Так с какого места начнем?

Анна подала ему книгу и указала место в тексте.

Репнин начал читать — «Когда рукою недостойной грубо/Я осквернил святой алтарь — прости./Как два смиренных пилигрима, губы/Лобзаньем смогут след греха смести…» Анна отвечала по памяти и так проникновенно и страстно, что Михаил невольно перешел границу между реальностью и игрой. Чувства Анны были так достоверны и трепетны, а страсть — столь искренней, что Репнин не просто перевоплотился в героя шекспировской пьесы — он стал Ромео. Он ощущал эту юную горячность в крови и стремился навстречу судьбе, не задумываясь о последствиях прекрасной, но роковой встречи. И лишь одно желание владело им, когда он глядел в прелестное лицо своей возлюбленной. «Ромео» переполняла нежность и, получив от «Джульетты» согласие на поцелуй, Репнин пылко обнял Анну. Она ответила ему, подавшись вперед и позволяя его губам вкусить доселе запретный плод. Их поцелуй был долгим и совсем не театральным. И, когда Репнин нашел в себе силы оторваться от Анны, то увидел, что лицо ее осветилось и стало еще более родным и притягательным.

— Прошу прощенья… — раздался от дверей голос Никиты. — Если не выехать сейчас же, опоздаем.

— О, Господи! — Анна взглянула на большие напольные часы в зале — их стрелки приближались к заветному часу. — Как я могла забыть! У меня же прослушивание!

— Я провожу вас, — Репнин смущенно поднялся, стараясь избегать укоряющего взгляда Никиты. — Сергей Степанович мне дядя, и я смогу убедить его, что вашей вины в опоздании нет.

И, хотя они действительно выехали тотчас, с дорогой им не повезло. После весеннего паводка, который в том году выдался поздним и бурным, мостовые в столице местами настолько пришли в негодность, что их усердно принялись менять. И предсказать, на каком именно участке в этот день станут перекладывать булыжник, было невозможно. И поэтому карета, управляемая Никитой, несколько раз упиралась в развороченную мостовую, отчего приходилось искать объезды и снова гнать лошадей.

Анна уже не обращала внимания на тряску — она лишь сожалела, что не умеет летать. А так бы расправила крылья и — полетела, и никаких тебе улиц и городовых. Репнин тоже нервничал, он видел, как Анна ломает тонкие пальцы в кружевных перчатках, и корил себя за неосмотрительность. Он понимал, что увлекся, и что это может стать причиной, способной расстроить лучшие мечты Анны, лишить ее смысла жизни. Но — что сделано, то сделано, и в глубине души Репнин был счастлив, что получил возможность этой краткой и эфемерной близости с той, что покорила его сердце. А прослушивание… Да плевать на это прослушивание — сорвется это, будет следующее!

Любовь эгоистична — вдруг вспомнил Репнин высказывание кого-то из классиков, и ему стало неловко. Он принялся успокаивать встревоженную Анну, но она, по-видимому, плохо слушала его — все ее мысли и все существо были устремлены куда-то вперед, и все просила кучера:

— Погоняй, Никитушка, милый, поспешай, друг мой!

Но они все-таки опоздали. В кабинете Оболенского в Дирекции они застали только его помощника — немолодого мужчину в пенсне, озабоченно корпевшего над какими-то бумагами.

— Господин директор ждал вас, сколько мог, — покачал он головой в ответ на подписанное Оболенским письмо, которое ему протянула Анна. — Его ожидали в другом месте, и Сергей Степанович не мог задерживаться в Дирекции долее.

— А где мы могли бы его найти? — пытался исправить положение Репнин.

— Сожалею, но господин директор не давал мне распоряжений информировать кого бы то ни было о его разъездах, — чиновник поднялся из-за стола, давая понять, что этим заявлением его помощь и ограничится. — Прошу извинить меня, но у меня работа.

— Я князь Михаил Репнин, племянник Сергея Степановича, и я прошу вас немедленно сообщить мне, где я могу найти сейчас же господина директора!

— Простите, Бога ради, я не знал, — засуетился чиновник. — Но я действительно не могу сказать вам, где он — я просто не в курсе его перемещений.

— Очень жаль! — огорчился Репнин. Его «козырь» не сработал — скорее всего, дядя не хотел, чтобы ему мешали. — Что ж, я постараюсь застать его дома.

— Как вам будет угодно, — чиновник раболепно поклонился Репнину и чуть заметно Анне — девушка, конечно, весьма собою недурна, но таких ему довелось в этом кабинете повидать немало.