Книга Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

Написанные мелким почерком строчки расплылись и запрыгали у него перед глазами, и он больше не мог разобрать ни слова. Аш машинально повернулся, нашарил дрожащей рукой спинку ближайшего кресла и крепко схватился за нее, чтобы не упасть.

– Нет… это невозможно! – задыхаясь, прошептал он. – Они не могут сделать этого!

Слова прозвучали чуть слышно, но ужас в голосе Аша угадывался безошибочно, и лениво развалившийся в кресле Сарджи вздрогнул и рывком подался вперед.

– Так значит, новости скверные? В чем дело? Что невозможно?

– Саха-гамана, – прошептал Аш, не оборачиваясь. – Сати… Рана при смерти, и, когда он умрет, они собираются сжечь с ним его жен. Я должен срочно увидеться с комиссаром… с полковником… я должен…

– А, ерунда! – нетерпеливо бросил Сарджи. – Не расстраивайся, дружище. Они этого не сделают. Это противозаконно.

Аш резко повернулся и яростно уставился на него.

– Ты не знаешь Бхитхора! – Голос его возвысился до крика, и Гул Баз, появившийся в дверном проеме с подносом, застыл на месте, услышав ненавистное слово. – Ты не знаешь рану! Не знаешь…

Он осекся, круто развернулся и слетел по ступенькам веранды, во все горло крича Кулу Раму привести Дагобаза обратно.

Мгновение спустя Аш вскочил в седло и, как сумасшедший, помчался галопом по подъездной дороге, взвихряя облака пыли и сажи, а Сарджи, Гул Баз и Кулу Рам смотрели ему вслед, охваченные смятением.

38

– Мне остается лишь предположить, что вы повредились рассудком, – сурово сказал полковник Помфрет. – Нет, разумеется, я не могу послать в Бхитхор своих людей. Подобные действия совершенно неправомерны, и я не пошел бы на такое, будь даже они правомерны. Подобные вопросы входят в компетенцию гражданских властей или полиции, но никак не армии, хотя я не советовал бы вам столь беспардонно врываться к кому-нибудь еще и отвлекать от дел нелепыми слухами, которые ни один человек, находящийся в здравом уме, не воспримет серьезно. Я вообще не понимаю, что вы здесь делаете. Я думал, вы взяли отпуск и поехали охотиться.

На впалых щеках Аша проступили два белых пятна, но он усилием воли сохранил самообладание и коротко ответил:

– Я ездил, сэр.

– В таком случае вам лучше вернуться обратно. Нечего болтаться по военному городку без дела. Вам уже забронировали места на поезда?

– Да, сэр. На следующий четверг. Но…

– Хм. Я бы не отпустил вас в отпуск, когда бы знал, что все это время вы будете слоняться тут, не зная, чем заняться. Итак, если вы сказали все, что хотели, я попросил бы вас удалиться. У меня много работы. Всего доброго.

Аш удалился и, невзирая на совет полковника, отправился к комиссару. Но комиссар полностью разделял взгляды полковника Помфрета, особенно те, что касаются младших офицеров, которые настаивают на встрече с ним незадолго до полудня, а когда им говорят, что время неудобное и надо прийти либо сегодня попозже, либо завтра пораньше, врываются к нему в кабинет с какой-то бредовой историей и требуют, чтобы он, комиссар, немедленно предпринял меры.

– Чушь собачья! – фыркнул комиссар. – Я не верю ни единому слову; и вы бы тоже не поверили, если бы знали туземцев так же хорошо, как знаю я. Не стоит принимать на веру и малой доли того, что они говорят вам. Большинство из них всегда скорее солжет, нежели скажет правду, а пытаться установить истину – все равно что искать пресловутую иголку в стоге сена. Этот ваш друг – Гуптар, или Гобинд, или как там его – либо морочит вам голову, либо чересчур легковерен. Уверяю вас, в наше время никто не решится принять участие в таком деле, о каком вы говорите, и сразу видно, что ваш простодушный друг стал жертвой розыгрыша. И вы тоже, полагаю! Позвольте напомнить вам: на дворе тысяча восемьсот семьдесят восьмой год и закон, запрещающий сати, действует вот уже сорок лет. И едва ли будет нарушен сейчас.

– Но вы не знаете Бхитхора! – выкрикнул Аш, как прежде кричал Сарджевану и полковнику Помфрету. – Бхитхор живет не в этом веке, а тем более не во второй его половине. Вряд ли они вообще понимают, что есть такая вещь, как британский радж, или что он имеет к ним какое-либо отношение.

– Вздор! – раздраженно отрезал комиссар (он обычно обедал в полдень, а уже шел первый час). – Вы преувеличиваете. Совершенно очевидно, что…

– Но вы там не были! – перебил Аш.

– Ну и что с того? Бхитхор находится не в моей провинции и не под моей юрисдикцией, а потому, будь я даже склонен верить в эту нелепую историю – а я, увы, не склонен, – я все равно ничем не смог бы помочь вам. Вашему осведомителю нужно бы обратиться к политическому офицеру, ответственному за ту часть Раджпутаны, – если, конечно, он сам верит в свою историю, в чем я сомневаюсь.

– Но, сэр, я же сказал вам: он не может передать никаких сообщений из Бхитхора, – в отчаянии настаивал Аш. – Там нет ни телеграфа, ни почтовой конторы, и, хотя они разрешают его слуге приезжать в Ахмадабад за лекарствами, они никогда не позволят ему самому поехать еще куда-нибудь. Если бы вы отправили телеграмму политическому представителю…

– Этого я не сделаю, – раздраженно сказал комиссар и поднялся на ноги, давая понять, что разговор закончен. – Мой департамент всегда проводил политику невмешательства в дела других провинций и считал недопустимым давать указания лицам, за них ответственным, которые, поверьте мне, вполне способны компетентно разобраться со своими проблемами.

– Так значит, вы не хотите что-либо предпринять? – медленно проговорил Аш.

– Не столько не хочу, сколько не могу. А теперь я попросил бы вас…

Аш проигнорировал просьбу и еще добрых пять минут доказывал, умолял и объяснял. Но безрезультатно: в конечном счете комиссар просто вспылил и, коротко уведомив Аша, что он лезет в дела, в которых ни черта не понимает (и которые вообще его не касаются), приказал немедленно покинуть кабинет, или часовые выведут его силком.

Аш удалился, сознавая, что напрасно потратил почти два часа и что, будь у него голова на плечах, он бы отправил телеграмму, прежде чем пытаться говорить с кем-либо.

Телеграфная контора оказалась закрытой на время обеда и послеполуденного отдыха, но он вытащил из постели возмущенного служащего и заставил отстучать четыре срочные телеграммы: одну – Кака-джи, другую – Джхоти, третью – тому самому политическому офицеру, который не оказал никакой помощи в истории с попытками раны оспорить условия брачных договоров, и, наконец, четвертую (на случай, если упрямый офицер окажется таким же бесполезным, как в прошлый раз) – представителю генерал-губернатора Раджпутаны в Аджмер. Решение отослать последнюю имело губительные последствия, хотя в тот миг казалось превосходным. Но тогда Аш не знал, кто занимает должность представителя генерал-губернатора в настоящее время, и не потрудился выяснить.

Уломать телеграфиста-евразийца отстучать телеграммы оказалось делом нелегким. Содержание всех четырех привело его в тревогу, и поначалу он решительно отказался отправлять «столь серьезные депеши» открытым текстом. Сообщения такого рода, считал он, следует передавать в зашифрованном виде или не передавать вовсе.