Книга Белый туман - Жаклин Рединг

Слезы, которые Элинор все это время удавалось сдерживать, вдруг хлынули наружу, и она, всхлипывая, ответила:

– Мы как раз направлялись домой… и нам нужно было подняться с берега по этому обрыву… как вдруг Джулиана остановилась и больше не трогалась с места… а потом она начала дрожать всем телом… Я пыталась ее успокоить, но все оказалось напрасно…

– Уведите ее отсюда!

Лицо лорда Данвина было мрачнее, чем небо над их головами. Элинор буквально оцепенела от страха. Когда она не пошевелилась, он направился к ней, довольно грубо обхватил рукой за талию и без всяких церемоний усадил на коня. Затем он подхватил на руки Джулиану, которая все еще стояла, неподвижная и дрожащая, не сводя глаз с моря, и опустил в седло перед Элинор.

– Отвезите ее в замок.

– Но я не знаю дороги…

– Сейчас же!

Виконт что было силы ударил коня по крупу, и тот тут же сорвался с места, так что Элинор чуть было не свалилась на землю вместе с Джулианой. Нащупав поводья, она одной рукой ухватилась за них и за конскую гриву, а другой крепко прижала к себе девочку, моля Бога, чтобы умное животное сумело найти в такой темноте дорогу к замку. Слезы обжигали ей глаза, пока конь стремительно покрывал расстояние, отделявшее их от дома, так что земля летела из-под копыт. Лицо и руки ее коченели на холодном ветру, однако Элинор не обращала на это внимания - она утратила способность что-либо чувствовать. Ей показалось, что прошло всего несколько минут, прежде чем они въехали во двор замка.

Как только конь остановился, Элинор громко позвала на помощь и соскользнула с седла, предварительно передав на руки слугам Джулиану. Из дверей замка тут же выбежала Майри и, сняв с себя клетчатую шаль, бережно обернула ею дрожащие плечи девочки.

Без единого слова Майри проводила Джулиану внутрь. Элинор последовала за ними в детскую, где обе женщины быстро сняли с девочки ботинки и плащ. Они уложили ее на подушки и укутали шерстяным одеялом, однако дрожь по-прежнему не унималась, хотя была уже не такой сильной, как прежде. Взгляд Джулианы все еще оставался пугающе неподвижным.

– Ради всего святого, объясните мне, что случилось с малышкой, - шепотом обратилась к Элинор Майри.

Та в ответ только недоуменно покачала головой:

– Не знаю. Мы были в гостях у Макнилов и как раз возвращались обратно в замок. Все шло как нельзя лучше. Я беседовала с Джулианой о каких-то пустяках - я уже даже не помню, о чем именно, - и тут нам пришлось карабкаться вверх по скалам. Сначала я помогла подняться ей, а потом, поравнявшись с ней, увидела, что она в оцепенении неподвижно стоит на берегу. Что бы я ни делала, она не трогалась с места и только смотрела, как сейчас, куда-то вдаль. А когда она начала дрожать, я совсем потеряла голову от страха. Скажите, случалось ли с ней что-нибудь подобное прежде?

Глаза Майри внезапно омрачились печалью, словно на них набежала тень.

– Да, только однажды. В тот самый день, когда исчезла ее матушка.

Элинор вдруг почудилось, будто последние силы разом покинули ее, и ей пришлось ухватиться за столбик кровати, чтобы не упасть.

Домоправительница сокрушенно покачала головой:

– Я принесу ей чай с валерианой. Это поможет ее успокоить. Полагаю, вам он тоже пойдет на пользу.

Элинор с трудом кивнула в ответ, когда Майри покинула комнату.

Еще никогда Элинор не чувствовала себя такой беспомощной, как теперь, когда она снова осталась наедине с Джулианой. Ей очень хотелось знать, что вызвало такую резкую перемену в поведении девочки. Неужели она сказала или сделала что-нибудь не так? Но еще больше ее занимал вопрос, как вывести Джулиану из этого состояния. Элинор чувствовала себя такой бессильной, такой одинокой и растерянной. Она готова была сделать все, что угодно, лишь бы навсегда стереть выражение безотчетного ужаса с нежного детского личика. Все, что угодно…

Повинуясь душевному порыву, Элинор уселась на постель рядом с Джулианой и взяла девочку на руки, баюкая ее точь-в-точь как делала ее собственная мать, когда ребенком она просыпалась после ночного кошмара. Тихо напевая колыбельную, Элинор приглаживала ее влажные волосы, закрыв ей глаза и моля Бога о том, чтобы девочка поскорее пришла в себя. Через несколько минут дрожь немного утихла, однако Элинор продолжала укачивать ее в такт колыбельной, пытаясь утешить малышку, которая так быстро и так легко сумела найти путь к ее сердцу.

Тем временем Гэбриел, стиснув зубы и сжав кулаки, мчался по лестнице в детскую, преодолевая по две ступеньки сразу. Почти весь этот день он провел, стоя у окна кабинета и наблюдая за далекими холмами в ожидании их возвращения. Чем дольше они отсутствовали, тем больше он мрачнел, пока наконец, когда сгустились сумерки и на остров с моря стали надвигаться клубы тумана, он не убедил себя в том, что прошлое снова напомнило о себе, обрушив на него свое адское проклятие.

Он приказал оседлать себе коня и уже собирался отправиться на их поиски, когда Ангус Макнил, один из живших на острове арендаторов и кузен Дональда, вбежал, запыхавшись, во двор замка, чтобы сообщить ему, где они. Гэбриел тут же пришпорил коня, помчавшись в направлении, указанном ему Ангусом. И все это время он не переставал обвинять в случившемся себя. В конце концов, именно он стал причиной несчастья. Если бы за день до того он не позволил себе минутную слабость, наслаждаясь видом Джулианы, с восторгом смотрящей в подзорную трубу, подаренную ей мисс Харт, ничего бы не произошло. Надо признать, на него и впрямь произвели сильное впечатление успехи новой гувернантки в воспитании его дочери. До сих пор еще никому не удавалось пробиться сквозь стену молчания, которой оградила себя Джулиана после гибели матери. Хуже того, эти успехи начинали понемногу возвращать ему надежду, надежду на лучшую жизнь для них обоих, не омраченную страхом…

Неужели он так ничему и не научился за эти годы?

Теперь, спустя всего два дня после того, как он взял ее на службу, Гэбриел уже готов был уволить мисс Харт - ту самую особу, которой наконец удалось найти путь к сердцу его дочери. Он до такой степени сердился на самого себя за то, что накануне утратил бдительность, что, вернувшись в замок, собирался выместить свой гнев на гувернантке, прогнав ее за то, в чем был виноват лишь он один.

Но едва Гэбриел переступил порог детской и открыл рот, чтобы произнести слова, которые должны были навсегда разлучить их с этой удивительной женщиной, как голос изменил ему и бессильная ярость, все больше овладевавшая им по пути в Данвин, исчезла без следа. Стоя в дверном проеме и глядя на то, как она держала в объятиях Джулиану, окутывая девочку любовью и нежностью, он понял, что уволить мисс Харт для него так же невозможно, как перестать любить собственное дитя.

На один короткий миг он даже готов был поклясться, что снова видит перед собой Джорджиану, сидящую на постели и укачивавшую их дочку перед сном, как она не раз делала это при жизни. В груди Гэбриела все сжалось, и он едва справился с волнением. До сих пор он полагал, что, держась в стороне от Джулианы, как это было с того самого дня, когда погибла его жена, ему удастся избавить ее от проклятия, веками преследовавшего его семью. Но отказывать себе в праве любить свое родное дитя - плоть от плоти, кровь от крови - казалось ему сущим адом.