Книга Ловелас и скромница - Элизабет Бикон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давайте еще поспим, Бен, — предложила она. — Вам нужно восстановить силы.
— Сначала поедим, — сказал он спокойно. — Если вы, конечно, сможете добраться до буханки, которую нам швырнули, а сам я пока не могу за ней сходить. Мне неприятно просить вас об этом, и я бы ничего от них не принял. Но если мы будем голодными, то не сможем сопротивляться этим подонкам.
— Тогда пожелайте мне удачи. — Она нервно засмеялась, высвободилась из его объятий и сделала в темноте один неуверенный шаг.
Чувствуя себя совершенно беспомощной, Шарлотта невольно задрожала, лишившись тепла его тела. Овладев собой, она выставила руки вперед, чтобы нащупать любое препятствие. Что, если они вернутся и застанут ее вдали от Бена? Тогда они смогут разлучить ее с ним, ничем не рискуя. Что, если это была ловушка, подстроенная именно с такой целью?
— Не стойте, идите, — отрывисто приказал он, и это так ее разозлило, что она забыла о своих страхах и пошла вперед так уверенно, насколько это было возможно в полной темноте.
— Я нашла хлеб, — удовлетворенно прошептала она, затем, окрыленная успехом и, сердясь на его приказной тон, решила обследовать их тюрьму.
— Вы не туда идете!
— Откуда вы знаете?
— Просто знаю… — Он так смутился, что чувствует ее даже в этой тьме, что она невольно простила его.
— Я хочу понять, где мы находимся, — заявила она и медленно двинулась дальше.
— Осторожно, не споткнитесь!
— А я думала, что это я здесь указываю! — пробормотала она себе под нос, и, услышав его тихий смех, удивилась остроте его слуха.
— У вас это действительно получается лучше, но мне ужасно хочется есть, мисс Уэллс. Не лучше ли вам вернуться с нашим ленчем, пока я не упал в голодный обморок?
— Хорошо. — Она захватила еще кое-что помимо хлеба и как можно скорее вернулась к Бену.
— Почему вы так долго? — тихонько спросил он, когда она снова забралась на грубо сколоченную кровать и уютно пристроила рядом с его теплым телом свои бедные замерзшие ноги.
— Мы находимся в винном погребе! — с торжеством сообщила она. — И будем надеяться, в очень хорошем. — Она протянула ему запылившуюся бутылку.
— На этот раз, мисс Уэллс, я с вами полностью согласен.
— Неблагодарный!
— А какой толк от бутылки, если у нас нет штопора? — весело сказал он.
— Бывают же такие неблагодарные люди! — строго повторила она. — А я нашла стакан, так что, если вы не сможете аккуратно разбить бутылку, капитан, тогда стыд вам и срам!
— А вы серьезно думаете, моя прелесть, что купцы, к которым я имею смелость себя причислять, только и знают, что развлекаться на острове Эспаньола, соблазнять подружек пиратов и ударом о камень открывать бутылки с ромом?
— Насколько я понимаю, вы должны это уметь.
— Представьте себе, мне не приходилось этого делать, так что, когда мы отсюда выберемся, нужно будет устранить этот промах.
— Вы возьмете меня с собой? — с тоской прошептала она и подумала, уж не ударили ли ей в голову пары доброго вина, вырвавшиеся из бутылки, как только Бен аккуратно отбил горлышко об край кровати.
— Куда именно, мисс Уэллс?
— Куда угодно, — честно призналась она, не в силах скрыть страстное желание быть всегда рядом с ним.
— Да вы не представляете, как трудно приходится леди на корабле! — отрезал он, будто действительно мог взять ее с собой.
— Вы сильно заблуждаетесь, — возразила она.
— Откуда вы можете это знать, мисс Уэллс? Жизнь на корабле лишена удобств и полна опасностей, в книгах ее описывают совсем не такой.
— Принимая во внимание ваш рост, я могу представить, что каждый ваш шаг опасен, но я провела детство на военном корабле, так что не думайте, что я ничего не знаю о жизни в море.
— Вы хотите сказать, что вы — дочь моряка? — недоверчиво переспросил Бен.
— Я родилась на фрегате моего отца, в самый разгар сражения. Грохот пальбы и страх часто вызывают такие последствия, понимаете? И меня не назвали в честь этого фрегата только потому, что я оказалась девочкой — во всяком случае, так объяснила мне мама.
— Просто не знаешь, чего от вас ожидать, мисс Уэллс! — с уважением сказал Бен и протянул ей наполненный до половины стакан вина, которое оказалось очень хорошим даже на ее неискушенный вкус.
— Уж не боитесь ли вы, что я напьюсь и стану буянить? — неуверенно спросила она. Как прекрасно было бы произнести тост в честь любви, переплести с ним руки и выпить вина из одного стакана, касаясь губами одного и того же места.
— Думаю, женщина с вашим примерным прошлым знает свою меру.
— Ваше доверие утешительно, но я оставила корабль в десять лет, когда была слишком юной, чтобы привыкнуть к спиртному, и, к моему большому сожалению, слишком взрослой, чтобы и дальше бороздить море в обществе матросов.
— Как раз в этом возрасте я впервые поднялся на борт судна.
— Правда, таким маленьким?
— Для своего возраста я был достаточно рослым и сильным, так что можно считать, что я рос на корабле.
— Это я понимаю, но все равно ваша мать наверняка не хотела, чтобы вы ушли в море.
— Она умерла, — коротко сказал он, будто это все объясняло.
— Когда вы отсутствовали?
— Нет, как раз перед тем, как я должен был уйти в море.
— Простите, я не знала.
— С тех пор прошло много лет, к тому же она долго болела.
— От этого вам не было легче.
— Я думал, что, если ей не придется обо мне заботиться, она сможет больше денег тратить на себя и выздоровеет, но что я тогда понимал! Однако думаю, мне стоит поблагодарить отца за то, что он заставил меня так рано встать на ноги — если уж больше не за что.
— Бен, я все равно не верю, что за этим стоит он! — осмелела она, разгоряченная вином.
— Почему? Ведь он принес мне и моей матери столько горя!
— Но вы не выросли бы таким, если бы он был слабым, непорядочным человеком, каким вы его считаете!
— Кажется, вы сделали мне очень лестный комплимент. Но я предлагаю пить вино и закусывать хлебом, пока мы с вами не скажем или не сделаем того, о чем потом пожалеем. — Он отломил от буханки и протянул ей большую горбушку.
Несносный человек! Шарлотта вонзила зубы в хрустящую корочку с таким аппетитом, будто ничего вкуснее не ела. День тянулся, и дешевый хлеб с примесями, который ели бедняки, приправленный острым голодом и этой интимной близостью Бена Шоу, делали его настоящим деликатесом.
— Нет смысла экономить, — сказал Бен, протягивая ей второй ломоть. — Завтра он будет уже совсем черствым, так что мы не сможем его разломить.