Книга Буря в раю - Донна Кауфман

Волнующие видения прошедшей ночи погибли бесславной смертью: едва поднявшись, Эйприл поморщилась от боли в спине и бедрах. Хорошо, что Джека нет рядом, – сейчас ее походку волнующей никак не назовешь!.. Нет, заказать чай она успеет и потом, а горячий душ нужен немедленно!

Четверть часа спустя, обмотав голову белым гостиничным полотенцем, Эйприл заказала чай. Мексиканские отели пользуются дурной славой из-за медленного обслуживания, но Эйприл надеялась, что заказ принесут все-таки сегодня. К тому же Джек обещал купить что-нибудь поесть на обратной дороге; заказывать еду в гостинице Эйприл не решалась.

После горячего душа ноги ломило уже меньше; Эйприл вышла в маленькую гостиную, плюхнулась на кушетку и, придвинув к себе блокнот, попыталась сосредоточиться на работе. Увы, глупо-счастливая улыбка, играющая у нее на лице, не имела ничего общего с проблемами индейцев. Через пятнадцать минут, отчаявшись, она отодвинула блокнот и решила положиться на удачу и вдохновение.

Может быть, начать одеваться? Но в номере было жарко и душно, и Эйприл решила, что одеться успеет и позже. Взгляд ее скользнул и сторону спальни… Тем лучше – меньше придется снимать, если Джек вернется вовремя.

Эйприл подхватила с дивана подушку и, прижав ее к груди, со счастливой улыбкой закружилась по комнате. Впервые за десять лет она была свободна и счастлива, впервые за многие годы без страха смотрела в будущее. Сейчас она верила: какие бы препятствия ни встали на ее пути вместе с Джеком она преодолеет все!

На столе лежала раскрытая сумка Джека; танцуя по комнате, Эйприл случайно заглянула в нее. Во внутреннем кармане она заметила пачку фотографий, сунутых туда как бы второпях. По всей видимости, Джек просматривал их совсем недавно. Эйприл остановилась, не сводя глаз с сумки: ее снедало любопытство, но в то же время было боязно – она помнила, что случилось, когда она заглянула в сумку Джека в прошлый раз.

Но нет, теперь, после всего, что связало их, он не обидится. Пусть он даже снова тайком сфотографировал ее – ну и что? Эйприл больше ничего не боялась. Прошлой ночью Джек выслушал ее рассказ; он был удивительно тактичен и внимателен, и Эйприл поняла, что может доверять ему во всем. И потом, продолжала она убеждать себя, Джек выслушал ее исповедь, но ничего не рассказал о себе. А ведь его жизнь тоже не безоблачна! Эйприл хочет узнать, что волнует и тревожит его, – может быть, она сможет ему помочь так же, как он помог ей?

Вытерев о халат внезапно вспотевшие ладони, Эйприл достала из сумки пачку фотографий и начала просматривать их одну за другой.

9

Придерживая левой рукой камеру и бумажный пакет, Джек отворил дверь в номер.

– Извини, что задержался: увлекся, снимая играющих детей. Ты любишь свежие фрукты? Больше мне ничего не удалось…

Он остановился, прижав пакет к груди, совершенно забыв, что может раздавить спелые авокадо.

– Что это ты делаешь? – резко спросил он, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.

Он ожидал смущенного взгляда и торопливых объяснений, но Эйприл медленно, очень медленно подняла глаза от фотографий. Потрясение, написанное у нее на лице, поразило Джека, словно удар молнии. Это невозможно! Она не могла понять, что значат для него эти фотографии!.. Или все-таки поняла?

– Джек, эти снимки… – Голос ее дрогнул; она опустила взгляд, и на лице ее появилось странное выражение – грустная улыбка, полная нежности и сострадания.

Джек помнил эти снимки – все до единого. По одному выражению на лице Эйприл он понял, на какую фотографию она сейчас смотрит. Маленькая девочка, играющая с собакой.

Этот снимок Джек сделал много лет назад в одной южноамериканской стране… Худенькое тельце в лохмотьях – назвать эти тряпки платьем можно было бы только из вежливости. Собака – грязная, со свалявшейся шерстью, с оборванным ухом. На заднем плане – жалкие, облупившиеся стены трущоб… Но глаза ребенка лучатся радостью.

Эйприл пристально вгляделась в снимок – и вдруг глаза ее расширились, а лицо слегка побледнело. Что она там увидела? Неужели догадалась, что всего в нескольких милях от этой идиллической картины идет война и люди убивают друг друга? Джек знал об этом – но как могла угадать Эйприл?

Следующий снимок заставил Джека придвинуться ближе. Эйприл застыла, расширив глаза: Джек догадался, что перед ней взрезает грозовое небо ослепительная вспышка молнии. Эйприл смотрела на фотографию так, словно не только была там, не только своими ушами слышала оглушительный грохот, но и почувствовала, как страшно такое буйство стихий для человека, привыкшего считать себя «царем природы».

Казалось, Эйприл переживала то же, что и Джек, когда делал этот снимок. Но может ли это быть? Ведь ей не приходилось видеть войн, революций, стихийных бедствий. Откуда же она знает, что весь наш мир – лишь тонкая пленка на поверхности Хаоса?

Эйприл отложила этот снимок и взяла следующий. Губы ее приоткрылись, по лицу скользнула нежная, задумчивая улыбка… Боже правый, откуда она это знает? Как сумела это понять?

– Эйприл, иди ко мне! – прошептал Джек, невольно делая шаг вперед. Но Эйприл, поглощенная, не слышала его призыва.

Фотография была проста: птица и цветок. Обычный зритель восхитился бы яркостью алого гибискуса и трепетаньем крыльев колибри. Но едва ли он понял бы, зачем Джек несколько часов сидел в засаде, подстерегая это мгновение. А Эйприл поняла…

В капельках росы на алых лепестках она видела торжествующее сияние тропического утра. Она сама летела, как колибри, тянулась к солнцу, как стройные побеги гибискуса, готова была дарить нектар, словно его роскошные цветы. Она переживала все, изображенное на фотографии, и Джек следил за ее реакцией словно завороженный. Он молил, чтобы она подняла на него взгляд! И вот ресницы ее взметнулись…

Ни один фотоаппарат на свете не смог бы схватить и передать выражение ее глаз. Любовь. Желание. Восхищение. И еще – такая глубокая близость, словно в Джеке Эйприл нашла вторую половину своей души.

Джек наклонил голову и коснулся губами ее губ. «Я люблю тебя, Эйприл Мария Морган де ла Торре». Он хотел прошептать эти слова, но что-то сжало ему горло, и оттуда не вырвалось ни звука.

Ресницы Эйприл дрогнули, и золотисто-карие глаза потемнели от страсти. Джек положил камеру и фрукты на стол, туда же бросил, вынув у нее из рук, забытые теперь снимки и, подхватив Эйприл на руки, понес в спальню.

– Когда у тебя слушания?

– Через несколько часов, – прошептала она, целуя его в шею.

Джек сел на край кровати, положив Эйприл к себе на колени. Руками и губами она ласкала его лицо – так, словно видела его впервые в жизни.

В каком-то смысле так оно и было. Они любили друг друга не первый день, но только сегодня Эйприл сумела проникнуть ему в душу. Джек понимал, что должен был бы испугаться такой близости, но никакого страха не чувствовал. Напротив, мысль, что Эйприл понимает его, как никто другой, давала ему удивительное чувство свободы, защищенности… и счастья. Такого всепоглощающего счастья он не испытывал никогда, кроме, может быть, раннего детства.