Книга Принц для неудачницы - Анастасия Соловьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предчувствуя скорую и счастливую развязку, Ксения вскочила с кровати, но тут же рухнула обратно. Перед глазами стояла пелена, в голове ритмично забились тысячи молоточков. Чтобы прекратить навязчивые удары, она сжала ладонями виски и лишь тогда почувствовала, что ладони у нее ледяные, а лоб и щеки пылают неестественным жаром.
– Температура, – произнесла Ксения. За эти дни, как многие одинокие люди, она незаметно привыкла мыслить вслух. Голос прозвучал сипло, а в горле больно перекатились твердые, упругие шарики.
«Это все мое имиджмейкерство!» Говорить было больно, а молчать почему-то страшно. Ее тело изнемогает от болезненного жара, в глазах мечутся разноцветные пятна… И в этом состоянии ей предстоит провести несколько дней в ожидании объяснения Рахманова?! О черт! О проклятье!
– Надо встать, – продолжала Ксения шепотом. Ей казалось, что звук собственного голоса поможет справиться с тяжелым недугом. – Только потихоньку, – скомандовала она себе. – Села на кровати, встала аккуратненько, держись за стенку, смотри под ноги на лестнице… Надо вскипятить молока и выпить с медом. Мед стоит в горке в каминном зале… Мед всегда дают больным ангиной… – Если она сейчас замолчит, непременно свалится в пропасть. – Ничего, это все не зря… Если бы я не бегала по саду в одной майке, он не повез бы меня в пассаж… не было бы гостей… Линды… обратной дороги…
Молоко начало подниматься… Давясь горячим, приторным от переизбытка меда напитком, Ксения судорожно прикидывала, что на поправку здоровья у нее два дня срока. Когда приедет Рахманов, она должна быть во всеоружии.
Последнюю фразу она опять произнесла вслух, ощутив при этом, что шарики в горле стали мягче и меньше.
– Ну вот, не так все плохо. И молоточки куда-то делись. Зато теперь тупо болит голова. Наверное, мой несчастный организм отказывается мириться с вертикальным положением. Надо бы лечь…
Но путь до спальни показался ей путем из варягов в греки. Собравшись с силами, Ксения перебралась из кухни в каминный зал, присела на медвежью шкуру у незатопленного камина и, чувствуя, что слабеет, впадая в полусон-полутранс, укрылась бухарским халатом Рахманова-старшего.
* * *
Тяжко вползали на песок морские волны, по шоссе мимо железной дороги со свистом проносились автомобили, плыли дальнобойные фуры, порывистый ветер тревожно шумел кронами старых сосен, и шум этот, казалось, не сулил ничего хорошего.
Но в каминном зале рахмановской дачи мерно стучали часы, было тепло, уютно и как-то сказочно спокойно. Словно располагалась она не в лесах Карельского перешейка, а на берегу волшебной молочно-медовой реки.
В сумерках Рахманов, сжимая в руках прекрасный белый букет, вошел в дом. Прислушался к заповедной тишине, позвал Ксению. Ему не ответили. Лишь что-то зашуршало, задвигалось у камина. Рахманов нажал кнопку выключателя и нервно вздрогнул.
Его гостья лежала на полу ничком, подсунув руки под голову. Она почему-то была во всем белом, как будто Белоснежка или Снегурочка, лишь черные пряди волос падали на лицо, делая его восковым, мертвенно-бледным…
В тупом оцепенении Рахманов продолжал смотреть на нее, и самые разные мысли одновременно проносились в его голове. Среди прочих наиболее отчетливо читалась мысль о том, что он, как козел, как фраер, повел ее вчера вечером по магазинам. Хотел поухаживать за женщиной!.. И этот его идиотский жест стоил ей жизни. Бандиты оказались не так просты! Видно, не гоп-стоп, как уверял Серега. Вчера они вполне грамотно выследили их, а сегодня явились в гости.
…Она слышала, как они подъехали к дому, вошли на территорию… За мгновение он пережил тот ужас и боль, которую испытала она сегодня. И вновь содрогнулся – теперь от мысли, что сам уговорил Ксению отказаться от мобильного телефона.
«Она даже не могла позвонить. А звать на помощь здесь бесполезно… Я запугивал ее: по телефону вас легко могут найти, запеленговать! Я просто не хотел, чтобы она болтала с мужем. Боялся… Ревновал. А теперь ее убили…»
И вдруг, осознав до конца, что произошло, Рахманов кинулся к Ксении и опустился перед ней на колени.
Как живая! Даже теплая… Он провел рукой по ее лицу. А вдруг ее еще можно спасти?..
Так и есть!.. Рахманов наклонился и явственно услышал ее дыхание. Дышала Ксения очень тихо, но все-таки дышала.
Выходит, еще не поздно? Скорее! Надо звонить, кричать, звать на помощь!.. Но он продолжал сидеть как завороженный, слушая ее тихое дыхание. Он будто впал в ступор.
До чего же нелепо! Он зачем-то выдерживал дистанцию, не хотел сближения с ней. А теперь осталось только слушать дыхание. И кажется – нет ничего прекраснее на Земле.
Удивительно, как ровно она дышит! Как ребенок! А ее волосы пахнут медом и молоком. Она была такой нежной, беззащитной. Как смели эти подонки…
Задумавшись, Рахманов щекой коснулся ее головы. Ксения вдруг резко повернулась, открыла глаза и неузнавающе взглянула на него.
– Вы… вам… как?.. Как вы себя чувствуете? – пролепетал Рахманов.
Сыпля дурацкими вопросами, он продолжал стоять перед ней на коленях.
Ксения медленно поднялась, села, поджав под себя ноги. В голове привычно забились противные молоточки, а перед глазами замелькали огни, похожие на огни трассы Хельсинки – Санкт-Петербург, по которой они мчались с Рахмановым. Да, Рахманов… Вон же он перед ней с чудесным, белым, как вчерашний снег, букетом. Явился неизвестно откуда… Она протянула ему обе руки и сказала, собрав последние силы:
– Здравствуйте, Иван. Это мне?.. Какой великолепный букет!.. А я тут немного приболела…
– Что они с вами сделали? Сколько их было?.. Вы их запомнили?
– Вчера мы вроде решили на «ты», – прошептала Ксения. Еще утром собственный хриплый голос бил по нервам, а шепот звучал нежно и интимно. – Ты вообще о чем?
– О бандитах! Они были здесь?
– Нет… никого не было. Почему ты решил?
– Когда я увидел тебя…
Ксения рассмеялась:
– Ты подумал, меня убили?..
– Но… То есть я действительно… Я не знал, что подумать…
– У меня ангина. Я простудилась вчера.
– Я предупреждал тебя, что не надо…
– Но я не раскаиваюсь. Мне так хотелось весны!
– Всему свое время!
– Я устала ждать!
– Потерпи. Терпение вознаграждается рано или поздно.
– Я в это не верю… Не во что хорошее не верится! А почему ты шепчешь? Тоже горло болит?
– Нет! Теперь уже ничего не болит, но когда я вошел…
– Ну что ты, – она сжала его руки, словно хотела успокоить, – просто у меня голова закружилась, я прилегла на шкуру и уснула.
– Тебе сейчас же нужно лечь в постель.
– Да… Проводи меня наверх.
Не отпуская ее правой руки, левой он обнял ее за талию. Она прижалась к его плечу, но все же остановилась, сделав несколько шагов.