Книга Все девушки любят опаздывать - Ирина Ульянина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина, судя по звуку, остановилась с другой стороны дома — у парадного крыльца. Заскрипел снег под подошвами ботинок, что — то брякнуло, стукнули ставни, до меня доносились обрывки слов, невнятно переговаривающиеся голоса, но к подвалу никто не спешил.
— Я здесь! — силилась как можно громче крикнуть я, но из горла вырывалось лишь простуженное сипение.
В нетерпении я запрыгала на трубе. Труба прогибалась, грозя оборваться. Я раскрывала рот, но и сама себя не слышала. Шаги раздались совсем близко. Чей — то незнакомый голос заключил:
— Похоже, мы опоздали, или это была ложная тревога. В доме пусто, и в подвале никого нет.
Как же нет? Сорвавшись с трубы, я скинула одеяло, схватила грабли, опрокинула ведро и загрохотала железом по железу, чтобы привлечь внимание. Сама чуть не оглохла, но снаружи меня вряд ли кто услышал. Нет, тревогу надо бить на улице!.. Я снова взобралась на трубу, просунула грабли как можно дальше на улицу и стала водить ими по снегу, как умалишенный, который затеял подготовку к посевной на пороге зимы.
— Погоди, Димыч, в доме должен быть черный ход. Или, может быть, второй подвал. — Мужской голос доносился из — за угла.
— У — у — у, е — е — е, — давила я из себя, задыхаясь от паники.
— Брось, Андрюха, поехали назад, — предложил тот же мужчина, который констатировал опоздание.
Андрюха? Может, это Ткач?! — учащенно забилось мое сердце, и я настолько ожесточенно застучала граблями, что металлическая насадка отвалилась.
— Димыч, здесь свет горит! — громко сказал предполагаемый Ткач и громко спросил: — Есть кто живой?
— Я! Я! — пыталась выкрикнуть я и издавала пустые пневматические звуки, похожие на выхлопы, только очень слабые, тихие. Ничего иного мне не оставалось, как размахивать черенком от грабель.
Андрей Казимирович заметил его, нагнулся, заглянул в оконце, а я, увидев это, соскользнула с влажной трубы и свалилась вниз, грохнувшись плашмя об пол. Перед глазами потемнело, будто лампочка потухла, было больно — так, что я решила, что все мои внутренние органы полопались, а позвоночник и ребра развалились на осколки, как оконное стекло.
— Димыч, двигай сюда, Юля тут! Как я и предполагал, здесь есть второй подвал! — развил активность чуткий, умный и добрый Ткач.
Но у меня уже не осталось сил для радости. И способность двигаться я утратила, только часто — часто дышала: наверное, мои легкие сдулись, как купол охладевшего монгольфьера… В ту томительную минуту я убедилась, что души деревьев действительно похожи на души людей, которые немы: и те и другие не имеют возможности высказать своих чувств и переживаний… Только слух меня не подвел: он отчетливо фиксировал звук сбиваемого с петель подвальной двери замка. Странно, но близость спасения не прибавила мне сил, а, наоборот, лишила их последних остатков.
— Юля, Юлечка! — Андрей Казимирович кинулся ко мне. — Что с тобой, девочка? Ты ушиблась, да? Бедненькая, тебе больно…
Он поправил мои очки, погладил по щеке, провел рукой по волосам, откинув челку со лба. Осторожно приподнял мою голову, просунув ладонь под затылок.
— Вы приехали, — сказала я беззвучно и попробовала улыбнуться. А получилось: просто закрыла глаза. Нет, сознание не отключилось, но на меня нашло некое затмение. Я погрузилась в прострацию, перестав реагировать на действительность. Наверное, мои нервы перегорели, как перегорают сопротивления в электрических приборах.
— Надо же, какие уроды! Звери! Бросили девушку в холодном подвале! — сокрушался мужчина, которого Ткач называл Димычем. На нем была милицейская шинель, и я ощутила ее колючую шершавость, когда он взял меня на руки и понес к машине, ругаясь: — Поджечь бы этот проклятый дом! Мерзавцы, творят что хотят!
Он припомнил и другие, отнюдь не парламентские выражения. Для меня они прозвучали как музыка, как гимн торжеству справедливости. Третий мужчина, прибывший с освободительной миссией, оказался водителем «Волги». Он распахнул дверцу, Андрей Казимирович пролез в глубь заднего сиденья, а меня разместили таким образом, чтобы затылок оказался на плече Ткача.
— Юлечка, ты согреваешься?
— У-у, — невразумительно откликнулась я и слабо мотнула головой.
— Может, отвезти ее в больницу? — предложил Димыч. — Вдруг у девушки истощение или обморожение. Мы же не врачи, чем мы поможем?
— У-у. — Я отрицательно помотала головой и выразила протест.
— Юлия хочет домой, — перевел мой знак на человеческий язык Ткач.
— А где она живет? — решил уточнить водитель.
Я нащупала сумочку, вытянула паспорт и раскрыла его на страничке с пропиской, потому что разговаривать по — прежнему была не способна.
— Улица Станиславского, — прочел Димыч.
Чем дольше мы ехали, чем больше удалялись от зловещего дома с подвалом, тем быстрее я успокаивалась. Лежать на плече у Андрея Казимировича было уютно, как у Христа за пазухой…
Он донес меня на руках от машины до подъезда, далее — на третий этаж, хотя я бы вполне могла подняться самостоятельно, ведь я не калека. Впрочем, это очень приятно, когда тебя носят на руках… Ткач помог мне избавиться от измазанного пальто, но ощущение общей запачканности осталось: мне чудилось, будто я до мозга костей пропиталась погребной могильной сыростью, нахватала блох, клопов и прочей нечисти, от которой зудела кожа.
— Примешь ванну? — угадал мое желание Ткач.
— Да, только вы не уходите, пожалуйста, не оставляйте меня одну, — попросила я одними губами, беззвучно. Но он все понял.
…Тот не знает наслаждения, кто не лежал в теплой ванне с пеной после полутора суток заточения в пропыленном каменном мешке!.. Отбитая спина ныла, на теле светились иссиня — фиолетовые гематомы разной величины, но главное — я уцелела, осталась жива!.. И привычные стены, уютную пижаму, родную чистую постель воспринимала как истинное блаженство. Легла, укутавшись до макушки.
— Юлечка, приготовить тебе чай? — Ткач вопросительно посмотрел на меня, а я отрицательно помотала головой, вспомнив, что заварка кончилась. — Тогда спи и ни о чем не беспокойся. Я буду рядом, здесь, с тобой.
— Как хорошо, спасибо вам, — хотела сказать я, но язык меня не послушался, а веки сами собой смежились.
…Проснулась я с заложенным носом и саднящим, точно ободранным горлом. Голова гудела и ничего не соображала, будто в черепную коробку натолкали того же безмозглого, синтетического хлорфайбера, из которого сделано мое одеяло. Я надела очки и обнаружила, что Андрей Казимирович дремлет в кресле, запрокинув подбородок. Он провел ночь одетым — в водолазке и брюках — и только пиджак повесил на спинку стула. На колене у него лежала раскрытая книга. Он читал пособие «Маркетинг без тормозов» Жан — Люка Жиндера, купленное мной сгоряча в тот день, когда я успешно прошла собеседование и была принята на службу в компанию «Гурман». Помнится, я сама осилила лишь шестьдесят две страницы, еле дойдя до раздела «Определение целей». Но мои личные цели представлялись мне смутными, размытыми и потому не совпадали с корпоративными установками. Интересно, а какие цели у Ткача?..