Книга Брачный транзит - Надя Лоули

Как-то, сверкнув красивым белозубым ртом, Джованна сказала, что они на редкость гармоничные молодожены. Алька и Ричард не стали ее разуверять, а рассмеялись и, подхватив купальные принадлежности, побежали на пляж.

Обычно они купались ранним утром, когда еще было не жарко, или, вернувшись из ресторана, поздно вечером, когда гасли последние краски заката и крупные южные звезды повисали над их головами, точно виноградные гроздья.

Ночное море было спокойным. Вдалеке светились огоньки круизных теплоходов, а в прибрежных садах сотрясали воздух бесчисленные цикады. Они ложились на спину и, взявшись за руки, замирали, растворяясь в море, которое растворялось в небе, которое растворялось в них…

Они вернулись в первых числах августа. Он — в Лондон, она — в Париж. Жить, как они жили раньше, до поездки в Италию, было невозможно. Он снял номер в небольшом отеле в Ноттинг-Хилле, артистической деревне в центре Лондона, положил в чемодан рубашки и пару костюмов, взял кейс с бумагами и сказал жене, что уходит.

Последовала сцена со слезами и битьем посуды. Но он ушел. Келли притихла, решив, что это кризис среднего возраста. Перебесится — вернется. Но он не возвращался. Почти на каждые выходные он улетал в Париж. Или Алька летела к нему в Лондон.

Келли позвонила на работу и устроила скандал по телефону. Она считала себя жертвой, говорила, что «всю свою жизнь положила на алтарь семьи». Может быть. Но в этом алтаре была ежедневная домработница, небольшая вилла в Испании, куда она с детьми ездила на каникулы, были огромные счета за шмотки, косметолога и украшения, престижный колледж для сыновей и ежегодный отпуск на закрытых фешенебельных курортах далеких экзотических островов.

При этом Келли не работала ни одного дня с момента их женитьбы, а он уходил затемно, завтракал в кафе, его работа, учитывая и деловые встречи, частенько заканчивалась почти ночью, и он ни разу не «сходил на сторону» за почти двадцать лет супружества.

И вот теперь, видно, запас прочности вышел. Но зато оказалось, что в сорок с хвостиком жизнь не кончена, что все самое настоящее только начинается и у этого «настоящего» есть чудесное имя, напоминающее о подвигах и великих завоеваниях, — Александра. Алекс. Аля.

Первый совместный Новый год они встречали в новом доме в предместье Лондона. Алька только вечером прилетела из Парижа. В доме было шаром покати, да, в общем, и привез ее сюда Ричард, чтобы просто показать стены. Стены их первого общего жилья.

Алька огляделась и сказала, что ни в какую гостиницу отсюда не поедет. Они сидели на кухне, горели свечи, в пластиковых стаканчиках выдыхалось шампанское, и вместо телевизора было темное окно без занавесок. За окном шел снег, соседи из дома напротив всей гурьбой вывалились на улицу играть в снежки, и было в мире и в душе все хорошо и правильно.

Они включили отопление, бросили на ковер в гостиной свои куртки, поскольку мебели в доме не было, и легли, не раздеваясь. Они смотрели друг на друга в темноте глазами, в которых отражался свет уличных фонарей и снега, и Ричард гладил Альку по голове, как маленькую. Он чувствовал, что еще не все испытания позади.

И как в воду глядел.

Келли, молчавшая несколько месяцев, узнав, что Ричард купил дом, активизировалась. Дом — это было уже совсем серьезно. Но еще больше ее злило, что мужа у нее увела «какая-то русская». И поскольку манипуляции детьми не возымели действия, Келли пошла на таран.

В конце января секретарша вбежала в кабинет Ричарда с перекошенным от ужаса лицом: миссис Келли Стюарт в реанимационном отделении Паддингтонского госпиталя — суицид!

Через полчаса он был в госпитале. Возле кровати матери сидели сыновья. При виде Ричарда они даже не кивнули. Посмотрели и отвели глаза. Что делать. И это надо было пережить.

Спустя несколько часов пришел врач, повторно осмотрел Келли и сказал, что опасности для жизни нет. Ночью Келли открыла глаза и с удовлетворением отметила, что муж здесь. Она методично подсчитала, сколько надо выпить пилюль, чтобы не умереть.

Неделю после выписки жены из больницы Ричард провел дома. Он просил Альку не нервничать и ни в чем не сомневаться: их чувствам ничто не может помешать. Алька не могла жить одна в пустом новом доме без Ричарда и улетела в Париж.

Неделю Катя наблюдала, как Алька в тоске слоняется по квартире, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Бог знает, что она пережила за то время, пока Ричард находился в семье. Но трубку, чтобы позвонить ему, не подняла ни разу. Она могла только ждать. Сейчас ей оставалось только это.

Когда спустя неделю раздался звонок и Ричард сказал, что вернулся в их дом, а там пусто и холодно, Алька сначала не знала, каким словам больше радоваться: «вернулся» или «их дом». На другой день она уже была в Лондоне.

Под сурдинку будней и фанфары праздников прошли пять лет. Алька жила с Ричардом в собственном доме в Ричмонде. Она ушла из «Фигаро», но заключила контракт как внештатный корреспондент с несколькими французскими и российскими информагентствами: компьютер давал возможность поддерживать связь с миром из любой точки планеты.

Катя первое время жила в Алькиной парижской квартире. Фактически она работала Алькиным секретарем, выполняя массу полезных поручений, за что Алька, несмотря на сопротивление подруги, исправно ей платила.

Как-то, забегая по Алькиным делам в Сорбонну на отделение славистики, Катя познакомилась с симпатичным и совсем не старым еще профессором, поклонником Достоевского и Блока. Они стали встречаться. Семь лет назад Пьер похоронил жену, взрослая дочь вышла замуж и поселилась с мужем, гражданским моряком, на севере Франции, в Дувре.

Два одиноких человека, обретя друг друга, точно родились заново. Катя оставила свое захолустное жилье и перебралась в просторную светлую квартиру Пьера на площади Эдмона Ростана.

Балкон на пятом этаже старого, османовского дома буквально парил над садом и Люксембургским дворцом, и Алька, навестившая подругу во время очередного наезда в Париж, даже тихонько заскулила, выйдя на балкон, — так хорош был открывшийся вид с глянцево блестевшей листвой деревьев, солнечными бликами на воде и легким, точно парящим, дворцом.

Но всерьез завидовать Алька никогда не умела, а тем более смешно было бы завидовать подруге по случаю вида из окна. Нельзя сказать, что Лондон потеснил в ее душе чувства к Парижу. Она полюбила этот город совсем за другое: за чувство защищенности, прочности, которым была проникнута вся его атмосфера.

Хотя, надо признать, Келли делала все, чтобы им с Ричардом не только в Лондоне, но и вообще где бы то ни было «жизнь медом не казалась». Она долго не давала развод, и в официальных бумагах они до сих пор числились «женихом» и «невестой». Она отвоевала дом, банковские счета на момент совместного проживания и частенько напоминала о себе звонками и истериками…

И только недавний третий суд, проходивший уже без ее участия, постановил развести их.