Книга Инжектором втиснутые сны - Джеймс Роберт Бейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну раз уж ты об этом заговорила, сегодня отличный денек, чтоб прокатиться.
— Или, может, проверишь у меня смазку подвески?
— У меня в гараже отличная смотровая яма.
— Посмотришь заодно сцепление?
— Вот этого я никогда не делал.
— Подбавишь газу? Сделаешь мне продувку?
— Не раньше, чем проверю у вас масло, мэм, мне-то ведь и отсюда видать, что у вас там перегрев.
Она улыбнулась и потянулась за сигаретами:
— На самом деле, я вообще не на ходу. Похоже, у меня аккумулятор сел.
— Может, просто надо подтолкнуть? У меня тут в багажнике тросы найдутся.
Она фыркнула и закурила.
— Мне понравился твой «линкольн». Он у тебя где-то года шестьдесят третьего?
— Ага. Желаешь сделать кружок вокруг Дили-плаза?[213]
— Не смешно.
— Очень даже смешно.
— Так все-таки, зачем ты держишь эту машину? Потому что она похожа на ту, в которую тогда стреляли?
— Не могу тебе ответить. Информация запрещена к разглашению до 2063 года, — я пошатнулся, но, взмахнув руками, устоял на ногах.
— Ты пьян, да?
— Да. И еще я умираю. По-моему, я подхватил гепатит с нестерилизованной патефонной иглы.
Она улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы я уходил. Внезапно до меня дошло, как же на самом деле она была одинока.
— Так где же ты был, когда в него стреляли?
— В Кеннеди? У-у, даже и не знаю, не помню уже, честно говоря.
— Ой, да ладно. Каждый точно знает, где он был, когда это случилось.
— Я стараюсь жить настоящим…
— Ну говори же… — настаивала она с наигранным раздражением.
— Погоди секундочку. Кажется, припоминаю. А, да, точно, вспомнил. Я как раз был в Далласе. Открывал коробку с завтраком на травяном холме.[214]С тех пор плоховато слышу на правое ухо. А ты где была?
— В спортзале. В школе «Аркадиа Джуниор Хай». Мы играли в волейбол, и тут увидели мисс Пирс, эту тренершу-лесбиянку, она вся в слезах бежала в свой кабинет.
— Понимаю. Я сам был лесбияном.
— Думаю, ты до сих пор лесбиян.
— Конечно. Но я отношусь к экзотическому, чувственному типу. Евроазиатскому, если честно, — я заговорил голосом французской нимфетки с придыханием: — Может, ты видела меня в «Эммануэль»? Ой! У меня такая порочная идея! Почему бы нам с тобой не полизать друг другу грудь, пока твой муж смотрит? Как ты думаешь, его заинтересует? Понаблюдать за двумя красивыми девушками, а?
— Мой муж ничем не интересуется, — сказала она, резко помрачнев. — И хочу предупредить вас, мистер Кокрэн, последнему человеку, который всего лишь тяжело дышал при виде меня, отрезали язык.
— К чему вдруг такой официоз? — спросил я с французским выговором.
— Вы тяжело дышите.
— Это от жары, — ответил я обычным своим голосом.
— Тогда вам лучше не стоять на солнце.
Я не мог понять этой внезапной перемены. Но с другой стороны, я слишком много язвил, чтобы вообще соображать. А у нее все-таки был свой «пунктик». В общем, получалось глупо. Я попытался грациозно отступить:
— Что мне сейчас действительно хотелось бы, так это окунуться. Жаль, что в дне бассейна трещина…
— Скотт! — разнесся вопль Денниса. Шарлен вся сжалась.
Я развернулся, ожидая увидеть его стоящим в дверях музыкальной комнаты, но он все еще был где-то внутри.
Я снова перевел взгляд на Шарлен — она лихорадочно сгребала свои вещи.
— Иди, — сказала она и нырнула в кусты в ту же секунду, как он вышел из дома.
— А, вот ты где, — он подошел ближе. — Что ты тут делаешь? — Ему все еще не хватало дыхания, и он обливался потом после последнего укола.
— Просто вышел на воздух.
Желтый матерчатый коврик был влажен от ее пота. И она обронила солнцезащитный лосьон.
— На воздух? А что случилось с кондиционером?
— Ничего. Совершенно ничего.
Я подошел к нему так, чтобы отвлечь его внимание от коврика:
— У тебя здесь просто невероятное место. Я про вид отсюда.
— Шутишь, что ли? Сплошная хрень, — он уставился куда-то в сторону коврика. — Видишь эту стену? Она уже обваливается. — На коврик он внимания не обратил. — Меня уверяли, что там, в основании — скала. А знаешь, что там на самом деле? Грязь, только и всего. Грязь. Боже мой, я всю душу вложил в этот дом, потому что мне обещали, что он тысячу лет простоит. А он до конца этого века не дотянет. Я уже начал новые планы строить.
— Да, о будущем думать — это правильно, — поддержал я, пока мы возвращались в музыкальную комнату. — Я вот все ношусь с идеей перебраться во Францию где-нибудь в начале 2150 года.
Входя в дом, я обернулся и поймал взгляд Шарлен, брошенный на меня сквозь ветки кустарника.
В комнате я сразу же рухнул на диванчик в уголке для посиделок, обливаясь потом. Деннис беспокоился, как никто. Мгновенно примчался Большой Уилли с парой колес, предположительно, аспирина. Я проглотил их и запил виски, не особо всматриваясь. Потом я остался один и ждал, пока Большой Уилли подгонит машину, чтобы отвезти меня домой. Последнее, что я помню — как вырубался.
Когда я пришел в себя, была уже ночь, а я находился в странной комнате. Очень странной комнате. Стены были бледно-голубыми, а на потолке были нарисованы фосфоресцирующие звездочки и полумесяцы. Детский манеж и множество игрушек покрывала пыль. Подвешенная к потолку колыбелька покачивалась рядом с кроватью, на которой я лежал. Голый. Я сел, меня прошиб пот, я еле двигался от лихорадки и силы кваалюда,[215]который они мне дали. Сквозь прутья оконной решетки светила настоящая луна. Я был на втором этаже.
Комната была мрачной и одновременно печальной. Детская для ребенка, которого у них не было. Почему? У нее был выкидыш, или же ребенок родился преждевременно и умер? Как давно это было?
На столике у кровати лежал каталог детской одежды за октябрь 1969 года с иссохшими страницами.
Почему-то меня тревожила висящая колыбелька. Я стоял, прислонившись к стене, и вяло думал, что заглянув в колыбель, я могу увидеть там нечто черное и сморщенное. Но там оказалась только паутина.