Книга Убийство в приличном обществе - Энн Грэнджер

Услышав мои слова, Тедески изящно склонил голову. Но я собирался снова огорчить его.

— Возможно, истинное положение дел несколько иное. Вы вовсе не обязаны возвращать брошь, если она… скажем, принадлежит вам.

Тедески нахмурился.

— Позвольте предположить, что рассказ о переделке броши в нечто другое — удобный вымысел? — продолжал я. — Мотивом служит ложь во спасение. Вы защищаете честь дамы. По-моему, миссис Бенедикт желала не переделать брошь, а продать ее. И вы ее купили. Условием сделки служило то, что о ней никто не должен знать. Известие о продаже броши вызвало бы большой скандал… Муж пришел бы в ужас, в ярость. — Я жестом указал на брошь. — Теперь она ваша, и вы уже не обязаны сообщать о ней мистеру Бенедикту. Я прав?

Тедески тяжело вздохнул и снова позвонил. Снизу прибежал тот же продавец. Ему велено было принести кофе.

Пока мы ждали, Тедески заговорил:

— Инспектор, позвольте кое-что вам рассказать. Речь пойдет о красивой юной девушке. Поверьте мне, она была замечательной красавицей. Пожалуйста, не считайте мои наблюдения неприличными. Я знаю Аллегру с детства. Мы с ее отцом Стефано были близкими друзьями. Он очень беспокоился, что с ней будет после его смерти… Он был немолодым человеком и не имел в Италии близких родственников, к которым мог бы обратиться за помощью. Когда Бенедикт сделал Аллегре предложение, Стефано очень обрадовался. Он доверял Бенедикту. Он знал, что его дочь будет за ним как за каменной стеной.

— Но здесь, в Англии, она не была счастлива, — предположил я.

Тедески покачал головой и вздохнул.

— Да, она не была счастлива. Она не жаловалась. Но любила приходить ко мне и вспоминать со мной свое детство, отца, родительский дом на озере Гарда. Пожалуйста, не подумайте ничего такого, Бенедикт был щедрым мужем. Он любил покупать ей подарки, украшения. И здесь, в моем магазине, он купил ей несколько дорогих безделушек. Ему нравилось, когда она носила его подарки. Он не хотел, чтобы она носила украшения, принадлежавшие ее матери или бабушке. Он был… — Тедески махнул рукой. — Он, наверное, немного ревновал ее. Вот почему, по-моему, он не давал ей много денег «на булавки» — кажется, у вас это так называется? Он безропотно оплачивал все ее счета, от портних и так далее. Но платить за все хотел сам. Ему нравилось, что она во всем зависит от него.

Принесли кофе; мы сделали небольшой перерыв. Мне показалось, что я точно понимаю, что имеет в виду Тедески. Все совпадало с тем впечатлением, которое сложилось у меня о Бенедикте и о его отношении к молодой жене, а также с тем, что говорила горничная Гендерсон.

— У нее не было ничего своего, кроме фамильных драгоценностей? — уточнил я. — Не было приданого, наследства после отца? Например, вы упомянули дом на озере Гарда… Что случилось с ним?

— Немного денег было, но не слишком много. — Неожиданно Тедески расплылся в улыбке. — Мой милый друг Стефано жил на широкую ногу: хорошее вино, пышные ужины, он баловал дочь, веселился с друзьями… Так что он не был богачом. Дом после его смерти пришлось продать, чтобы рассчитаться с долгами. Всем распоряжался муж Аллегры; оставшиеся деньги он положил в банк на ее имя. Распоряжается ими он. Английские законы не слишком хорошо защищают замужних женщин в денежных делах. Без его разрешения она не имела права тратить свои деньги. Понимаете, она не была независима.

Я его понял.

— Вы уже покупали у Аллегры украшения, принадлежавшие ее матери?

— Два или три раза, — признался Тедески. — Нитку жемчуга и, насколько я помню, украшение для волос. Оба предмета не представляли большой ценности.

— А в прошлую субботу вы купили у нее брошь?

Тедески кивнул:

— Она стоит дороже, чем предыдущие драгоценности. И деньги потребовались ей срочно. Я немного беспокоился за нее.

— Полагаю, она не сказала, зачем ей так срочно понадобились деньги? — Я и сам догадывался о причине. Я не сомневался, что они предназначались тому же получателю, ради которого миссис Скотт продала дорогую картину. Впрочем, я сомневался, что получу подтверждение от Тедески.

— Нет, — ошеломленно ответил он, — и я ее не спрашивал, зачем ей деньги! Это было бы в высшей степени бестактно, неприлично! Во всяком случае, она не обязана была отвечать.

Я постарался сдержаться.

— Все понятно… Скажите, в каком состоянии она была в тот день?

Ювелир поджал пухлые губы и замялся.

— Она…

— Боялась? Тревожилась? — подсказал я.

— Нет, нет! — Ювелир наклонился вперед. — Вовсе не боялась. От нее исходило радостное волнение… предвкушение чего-то интересного. Откровенно говоря, я догадывался, какого рода приключение ее ждало… — Он поморщился. — Я догадывался, что у нее есть bel-ami[3], как это очаровательно называют французы.

«Как кошка на раскаленной крыше»… Вот что сказал Чарли Таббс. Какая трагедия! Аллегра, полная радостных надежд, бросилась навстречу ужасной смерти.

Я постарался отбросить эмоции и отрывисто спросил:

— Позвольте узнать, сколько вы ей заплатили?

Тедески назвал сумму. Как и в том случае, когда Ангелис сообщил, сколько миссис Скотт получила за картину, я на время лишился дара речи.

— Наличными? — хрипло уточнил я под конец.

— Наличными, инспектор.

— И она вышла от вас с такой огромной суммой?

— Да. Деньги она положила в сумочку, маленькую розовую сумочку на шнурке… замшевую. — Тедески снова достал платок и вытер глаза. — Я умолял ее быть осторожной, поскольку у нее при себе большие деньги. Я боялся, что какой-нибудь грабитель выхватит у нее сумочку. За ее жизнь я не опасался.

Элизабет Мартин Росс

Расследование обстоятельств смерти несчастной Аллегры Бенедикт очень тревожило Бена. Он подробно описал мне Джорджа Ангелиса и Фрэнсиса Грея, а вечером рассказал о своей встрече с ювелиром Тедески.

— Лиззи, мне кажется, что все части головоломки у меня в руках, — признался он, — но я не могу сложить их воедино.

— Сложишь! — уверенно ответила я. Но мои слова его не обнадежили.

В ту ночь я проснулась и стала, как уже вошло у меня в привычку, прислушиваться к дыханию Бена. Но я ничего не услышала. Ощупав простыню, я поняла, что его нет в постели. Судя по тому, что простыня совсем остыла, он встал и спустился вниз не меньше часа назад.

Я зажгла свечу, накинула на плечи шаль и со свечой в руке осторожно спустилась вниз. На кухне Бена не оказалось, поэтому я заглянула в гостиную.

В камине горел огонь; должно быть, он подбросил туда угля. Угольки мерцали красным, отчего медные каминные принадлежности и решетка казались золотыми. Было тепло. Бен сгорбился в своем кресле и сидел так тихо, что я подумала: наверное, он заснул. Но он услышал меня и, обернувшись, спросил: