Книга Ирония жизни в разных историях - Али Смит

Это был поезд аэропорта. Когда она вошла, сразу же села на первое сиденье. Перевела дух. Они, должно быть, все еще возятся наверху, покупая билеты в автоматических кассах и пытаясь протиснуться в своей униформе и с инструментами через турникеты. Поезд тронулся. Мужчина напротив читает газету. Женщина рядом с ним рассеянно смотрит вокруг. Челси открыла коробку с суши, чтобы проверить, все ли там в порядке. Закрыла коробку и смежила веки. Поезд прибыл на следующую станцию, открылись двери, и тут она услышала знакомый бесстыдный визг, который доносился из соседнего вагона, то ли спереди, то ли сзади, и тут двери захлопнулись. Мужчина, как ни в чем не бывало, читал газету. Женщина рядом бессмысленно уставилась вперед. И другая женщина безучастно смотрела прямо перед собой. В противоположном конце вагона женщина читала газету. А еще одна — книгу. Несколько человек стояли у дверей, покачиваясь в такт движению поезда. Двое туристов в шортах прислонились к рюкзаку. Челси взглянула на грязный пол. Линолеум в серо-белую крапинку словно искусственное звездное небо под ногами. Двери открывались на каждой остановке, кто-то выходил, кто-то входил, и этот шум людей за ее головой эхом разносился за пределами поезда в обширной сети туннелей.

Ту же мелодию они много раз играли до самого Хитроу и по пути назад, затем последовали за Челси к выходу из метро и дальше по дороге, продолжая играть эту мелодию.

— Может, кому-то из вас все-таки хочется выпить чашечку кофе или чая? — спросила Челси спустя несколько часов.

Не прекращая играть, трубачи окружили кофейный столик в гостиной. И так они стояли, после того как пробили себе путь через парадную дверь. Дверь все еще вертелась. Когда они набирали и выпускали воздух, грудь у них вздымалась и опускалась. Одну и ту же мелодию они играли в разном ритме. Покоясь на их плечах, обтянутые клетчатой тканью мундштуки труб торчали как ветки. Все это напоминало рощу накренившихся дышащих деревьев, которая выросла ниоткуда, прямо из пола в квартире ее матери. Обращаться к ним было столь же бессмысленно, как разговаривать с деревьями. «Могу ли я узнать? — вопрошала Челси. — Вы долго планируете здесь пробыть? Где еще вы играли? Кому-нибудь из вас доводилось путешествовать? Кто - нибудь ездил в Австралию? Я побывала там недавно, провела какое-то время в Мельбурне, кто-нибудь бывал в Мельбурне?»

Мужчины всегда игнорировали ее, вот и сейчас, эти тоже не были исключением. Да ну их к черту, подумала Челси. Ее, правда, немного пугало, что они могут сделать нечто малоприятное, запачкают ковер и стены, и тогда ей придется после них убирать. Но она была вежливым человеком, поэтому вслух сказала: у меня еще есть несколько сортов чая, настоянного на траве. Или: я могла бы открыть бутылку вина. Кому что принести поесть?

Они смотрели куда угодно, но только не на нее. Во всяком случае, у них был высокомерный вид. Щеки наполнялись воздухом, потом постепенно пустели и снова наполнялись. Каждый вдох проникал в трубы, которые все больше напоминали что-то живое, длинноносое и безжалостное о трех ногах, торчащих в разные стороны, словно какое-то животное, вздернутое под навесом мясника для забоя. Она знала, что, если сесть возле них на полу, они начнут бестолково удирать и ударятся в панику от испуга, задыхаясь как морские существа в непривычной обстановке.

Она толкнула закрытую входную дверь — петли заскрежетали. Она прошла на кухню и налила себе чашку чая. Потыкала вилкой суши, все еще лежавшие в коробке. Аппетит не появился. За окном шел дождь, и рано стало смеркаться. Она стояла в кухне, облокотившись на стойку для завтрака, и пыталась читать книгу. Но из-за того чудовищного громыхания, что они устроили, сосредоточиться было невозможно. Она включила радио, но их шум его заглушал. Пришлось радио выключить. Тогда она включила телевизор, надеясь читать текст субтитров, но субтитры шли только на тех каналах, которые ей не хотелось смотреть. Пришлось выключить телевизор.

Она прошла в гостиную.

— Пожалуйста, прекратите, — попросила она.

Трубачи продолжали тяжело дышать.

— А ну-ка, вы — ублюдки! — крикнула она. — Убирайтесь вон из дома моей матери.

Они пыхтели. Они дули. Они избегали гневного взгляда. Они пренебрежительно не смотрели ей в глаза.

Она подумала о том, чтобы позвонить в службу социального обеспечения и выяснить, что делать в тех случаях, когда много бедных с виду людей из другой страны расположились в вашей собственности. Но она не знала, в какой отдел обращаться. Вместо этого она позвонила матери, которая находилась в отеле в Хельсинки.

— …? — ответила ее мать.

— Я тебя совсем не слышу, — сказала Челси.

— Ты меня разбудила, — пробормотала мать. — Ради бога, взгляни на часы. Чего ты хочешь?

— Что-что? — переспросила Челси.

— Чего ты хочешь? — повторила мать. — Плохая связь. Ничего не слышно.

— Ты можешь говорить громче? — попросила Челси.

— Что там у тебя? — выясняла мать.

Челси вытянула руку как можно дальше, повернула телефонную трубку в сторону гостиной, откуда доносилось громыхание. И держала ее в таком положении десять секунд, потом снова приложила к уху.

— Алло? — говорила мать. — Алло алло алло алло?

— Алло? — сказала Челси в телефонную трубку.

— Так чего ты все-таки хочешь от меня? — не унималась мать.

— Ничего, — ответила Челси.

— Что? — переспросила мать.

— Все в порядке, — прокричала в трубку Челси.

— У меня все прекрасно, — сообщила мать. — Я тебе дам знать, если что-нибудь понадобится. Проверь оплату счета за полировку паркета, это сто шестьдесят три фунта стерлингов, изыми эту сумму из наличных. Надо будет забрать костюмы отца из «Аркадии» и мои вещи тоже, там семь разных пакетов вместе с моими, и не могли бы вы с отцом проверить, сколько среди них его костюмов? Да, еще, тебе не трудно будет попросить Марию, чтобы она вычистила мусоросборник?

— Не трудно, — согласилась Челси. На самом деле, у нее не было ни малейшего представления, о чем говорила мать. Возможно, о химчистке, откуда она уже получила вещи.

— Обнимаю тебя, — невнятно произнесла мать из отеля в Финляндии.

— Пока, — откликнулась Челси из квартиры в Лондоне. Она положила трубку. Потом снова сняла, набрала номер и прижала изо всех сил трубку к одному уху, заткнув другое пальцем, и тогда смогла услышать, как за тысячу миль от нее звонил телефон, потом раздался голос автоответчика, казалось, совсем рядом. Текст был довольно забавным. От этого Челси стало еще хуже. Она прослушала все от начала до конца, ничего не оставив в ответ в том промежутке, которое было предоставлено для ее сообщения, и вновь положила трубку телефона.

Пройдя в комнату, Челси села на диван. И вдруг мелодия, которую они играли, овладела ею. В ней слышалась злость, но и влюбленность. Неистовство и нежность. Утрата и надежда.

Челси заметила под клетчатыми юбками массивные голые колени. От постоянной игры грубые руки музыкантов покраснели. У того, что стоял к ней ближе остальных, стекал по лицу пот. Они все вспотели. Должно быть, это нелегкий труд — заставлять своим дыханием звучать инструменты и играть без остановки в хорошо протопленной комнате, не снимая огромные меховые шапки и тяжелые на вид жакеты.