Книга Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда! - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Здесь всё кругом привычное, морское…» – пришла на память строчка одного стихотворения и сразу за ней – другого: «Поёт пассат, как флейта в такелаже, гудит, как контрабас, в надутых парусах. И облаков янтарные плюмажи мелькают по луне и тают в небесах…»[53]
Он сел в удобное ротанговое кресло у переднего обвеса мостика, так, чтобы не видеть ничего, кроме звёздного неба над головой и форштевня, взрезающего фосфоресцирующие волны с редкими, смутно белеющими в ночи пенными гребешками.
Достал из кармана заранее набитую трубку, тщательно раскурил.
Все знали, что решения он умел принимать мгновенно и реагировал на фразу собеседника (если это требовалось) раньше, чем тот успевал договорить её до конца. Но мало кому приходило в голову, что всё это было результатом постоянной работы мысли, непрерывно создаваемых воображением «вводных» и поиска наиболее адекватных, а по возможности и максимально изящных решений. Можно сказать, что вхолостую мозг его не работал никогда, такие занятия, как, например, раскладывание пасьянсов или решение кроссвордов никогда его не привлекали, разве что на спор, за несколько минут, разгадать «крестословицу» любой сложности, причём на слух, не глядя на картинку и не подбирая слов по уже имеющимся буквам. Играть в шахматы вслепую, по-алёхински, он тоже, наверное, смог бы, но никогда этим не занимался.
Вот и сейчас, вроде бы блаженно расслабившись и наслаждаясь покоем и немыслимой красотой вокруг, Дмитрий перебирал в уме и свои собственные планы и замыслы, и включал в партию новые сюжеты, возникавшие по ходу дела, по смыслу и содержанию разговоров, которые пришлось вести в течение дня с самыми разными людьми, высадившимися на пароход и сразу превратившими его в самое оживлённое место на тысячу миль в радиусе.
…Чем-то внезапно наступившее в двух параллелях время напоминало ему дни перед смертью Сталина и сразу после неё. Воронцову тогда было уже пять лет – вполне солидный для восприятия исторических моментов возраст, по крайней мере саму атмосферу, слова и поведение окружавших его людей, родителей прежде всего, он запомнил в точности. Потом, понятное дело, пришлось и читать, и слышать воспоминания и комментарии множества заслуживающих доверия очевидцев. Константин Симонов, например, и Эренбург очень подробно описали те мартовские дни и царившие в стране настроения страха, тревоги, ожидания неизвестно каких перемен.
Понятно, что сейчас его больше интересовали события, происходящие в их родной Главной исторической последовательности. В «Конце вечности» Азимов описывал подобную ситуацию, назвав её «одержимость временем» и отнеся к разряду достаточно тяжёлых профессиональных заболеваний психики.
Суть одержимости заключалась в том, что сотрудники пресловутой «Вечности», работающие во временном интервале в семь миллионов лет, постоянно стремились отождествить себя с каким-нибудь конкретным Столетием, найти себе место во времени, обрести, так сказать, хоть суррогатную «родину», потому что им категорически закрыт был доступ в четыре ближайших к дате рождения века. Воронцов вообще очень часто перечитывал эту запавшую ему в память с юности книгу. Впервые взяв в шестьдесят шестом году в руки тонкий серенький томик «Библиотеки современной фантастики», он никак не мог подумать, что эта книга через много лет станет для него чем-то вроде инструкции, несмотря на разительное несовпадение описанного там с действительным положением дел. Но в смысле психологии книга была столь же современна и могла служить руководством к действию, как и «Таинственный остров», к примеру.
Воронцов с товарищами тоже испытывали странное отношение к своей собственной реальности и по возможности избегали там появляться, даже когда вдруг появилась такая возможность. Имелось достаточно других мест и времён, где было чем заняться, тоже, впрочем, далеко не всегда по собственному желанию. Как любил говорить Сенека: «Volentem ducunt fata, nolentem trahunt»[54].
Но сейчас всё сложилось так (и не самодеятельность Фёста была тут причиной), что не вмешаться было просто нельзя. Их Россия подошла в самой реальной (?) из известных реальностей к критической черте, отчётливо обозначилась «та последняя пядь, что уж если оставить, то шагнувшую вспять ногу некуда ставить»[55]. Тем более, по всему выходило так, что нынешний «вариант» образовался именно потому, что они в восемьдесят четвёртом ушли из своего времени, да и агграм с форзейлями сломали привычную, всех устраивающую схему взаимоотношений. Вот и получилось то, что получилось.
Было время, Воронцов задумывался, а что на самом деле имели и те и другие «на выходе», в качестве «прибавочного продукта» своей деятельности на Земле и вокруг. Думал-думал и решил, что это своего рода общественный инстинкт – зеркально повторять действия того, кого считаешь историческим врагом. Человеческая история тоже знала подобные примеры. Из самых свежих – «линкорная гонка» Англии и Германии или ракетная СССР и США.
Любой, даже поверхностно образованный человек представлял, что после того, как достигнут уровень, позволяющий уничтожить не только врага, но и всю планету целиком, удвоение и удесятерение этого потенциала – занятие страшно затратное и более чем бессмысленное, однако руководители и той и другой сверхдержавы стегали свои экономики кнутом – «Ещё, ещё, больше ракет, сильнее заряды, быстрее перевооружаться!!!». Вот, наверное, и у инопланетян так же. Смысла в противостоянии и соперничестве не было, а просто так прекратить невозможно, ибо слишком громоздкими инфраструктурами эта «отрасль» обросла. Но вот вдруг взяли и прекратили, не по своей, правда, воле. И всем стало хуже, землянам в том числе. До предела зарегулированная система внезапно сменилась хаосом. И хаос продолжает «набирать обороты», в привычных терминах подумал Дмитрий, хотя использованные термины были из несовместимых смысловых рядов.
Но это несущественно.
Выходит так, что та, прежняя, подконтрольная пришельцам жизнь была в какой-то степени «нормой», а нынешняя, «свободная», отчётливо вырождалась в химеру. На Земле началось то же самое, что в Африке после «деколонизации».
«Российская империя» с её Олегом первым и всё земное политическое устройство тоже химера, с точки зрения хотя бы и исторического материализма. Так, может быть, химера, помноженная на химеру, в результате даст что-нибудь устойчивое? Как в математике, минус умножить на минус…
Переворота, который в случае успеха самым безусловным образом поставил бы крест на дальнейшем существовании России (по крайней мере, на век-другой как самостоятельного государства точно, второе ордынское иго просматривалось невооружённым взглядом), удалось избежать. Тут ничего не скажешь, «молодёжь» сработала чётко. Но оставался вопрос – удастся ли им в полной мере реализовать свой «Мальтийский крест»? По замыслу операция интересная, но Воронцов испытывал серьёзные сомнения – позволят ли довести её до конца. Кто? А вот в этом месте «туман войны» особенно густой.