Книга WAMPUM - Ева Ланска

Высокие цели оправдывали все средства, которые вели к их скорейшему и эффективнейшему достижению. Часть населения — в основном интеллигенция, среди которой были и родители Андрея, — поговаривала о том, что все это «дурно пахнет», в особенности если речь шла о притеснениях инакомыслящих. Андрей же относился к своей профессии как к важному и благому делу, и считал, что не стоит обращать внимание на то, что когда «лес рубят — щепки летят». Ведь горстка щепок — небольшая плата за возведение могучего и крепкого здания национальной безопасности. Это неизбежно в любой стране, с любым общественным строем.

Еще будучи подростком, Андрей замечал, что интеллигенция хоть и морщила презрительно носик при упоминании КГБ, но организации этой побаивалась и часто с ней сотрудничала. Писатели, ученые, инженеры и художники доносили друг на друга, кто из страха, а в большинстве случаев — для собственной выгоды: за издание книги, за новую лабораторию, за новую квартиру, за заграничные гастроли…

Остальная же часть страны спецслужбы не только боялась, но и уважала. Сотрудники «конторы» были окружены не просто секретностью, но и ореолом какой-то таинственности, и даже загадочности, что, вкупе со страхом, создавало в сознании населения образ работника КГБ, имеющий мало общего с реальным прототипом. Тем не менее все знали, что работа эта — сверхпрестижна, многие юноши мечтали попасть туда в поисках романтики и подвигов. Одним из этих юношей был Андрей Соболев. Он верил в благородность своей профессии и поэтому не понимал, когда кто-то шел в нее, ведомый другими мотивами.

Андрей уважал Краско за то, что, отдав почти всю жизнь работе в КГБ, он решил не метаться в поисках сомнительных вариантов переквалификации, когда стала рушиться великая страна, а вместе с ней и ее силовые структуры. Многие начали разбегаться — кто из-за потери перспектив, кто из-за радикального изменения убеждений, а кто-то просто из-за сильно зашатавшегося материального положения. В КГБ, как и во многих госструктурах, к концу этого «исхода» настоящих профи остались считаные единицы, но зато это был матерый костяк. Среди этих сохранившихся был и Краско. В отсутствие опытных сотрудников его неторопливый карьерный рост сменился настоящим взлетом.

За несколько лет работы в подчинении Краско Андрей видел, что тот делает все, для того чтобы сохранить осколки разбившейся, когда-то идеально работавшей системы, удержать остатки профессиональных кадров, привлечь к работе новых, современных, молодых людей, обладающих уже другим менталитетом и другим набором знаний. За последние годы Краско многое удалось, и покачнувшаяся система спецслужбы, в той ее части, которую возглавлял Максим Александрович, начала потихоньку подниматься и даже набирать обороты. Пришли молодые, умные и циничные сотрудники, применялись самые современные технологии, иногда даже такие, которых не было больше ни у кого в мире.

Андрей, привыкший хладнокровно анализировать все ситуации, не обращать внимания на личные симпатии и антипатии, теперь испытывал растерянность. Профессиональная преданность делу отступала под напором эмоций. Он осуждал шефа. Ему было жаль ту несчастную, потерянную девушку, которую он называл в своих ежедневных отчетах «объектом».

Соболев очнулся лишь тогда, когда Соня предстала перед ним на лестничной площадке. Она смотрела на Андрея красными уставшими глазами, склонив голову набок.

— Что вы здесь делаете? — Соня держалась за перила лестницы, чтобы не шататься. Ее взгляд с трудом фокусировался на сидящей на полу фигуре соседа.

— Я ждал вас. Рабочие ушли. Я захлопнул за ними дверь, как вы и просили. Вот ключи, — Андрей протянул связку Соне. Она молча взяла их и двинулась к своей квартире.

— Они поставили зеркало, которое никогда не разобьется. — Андрей встал с пола.

— Это как? Оно что, из пуленепробиваемого материала? — Соня с трудом обернулась.

— Я имел в виду, оно никогда не упадет. Его вмонтировали в стену.

Соня нахмурила брови, стараясь сообразить, что имеет в виду этот странный тип.

— А если оно мне не понравится, вы опять стену долбить будете?

— Оно точно такое же, как прежнее, — Андрей улыбнулся. — Кстати, за рабочими я убрал.

Соня открыла дверь и зашла в квартиру, бросив Андрею на прощание:

— Извините, я очень устала.

Перед тем как убрать с подоконника прослушивающий радар, Андрей машинально надел наушники. Где-то из глубины квартиры доносились всхлипывания. Павлик плакал, запершись в ванной.

Андрей сел на кровать. Прямо перед ним, за зеркалом полностью одетая Соня лежала на своей постели в свете лампы-ночника. Она крепко спала. На DVD-рекордере бежали цифры. Камера передавала сигнал на диск, который Андрею предстояло просмотреть утром на предмет подозрительных действий и вернуть шефу. Мысль о своем начальнике вызвала раздражение. Подозрительным во всем происходящем пока были не действия объекта, а поведение Максима Александровича, которое он, в связи с профессиональной иерархией, был не вправе ставить под сомнение.

Соболев чувствовал физическое отвращение к ситуации, в которую оказался замешан.

С одной стороны, всю свою взрослую жизнь он четко и без раздумий решал все профессиональные задачи. Потому что так было надо, потому что он любил и ценил свою работу, потому что иначе было невозможно. Люди, с которыми он имел дело раньше, все эти «объекты» были разные. Но теперь его работой и задачей стала молодая женщина с искалеченной судьбой. И задал ему эту задачу человек, который эту-то судьбу и искалечил.

Не выполнить работу Андрей не мог. Выполнить тоже. В его душе впервые боролись чувство долга и сочувствия. Андрей смотрел на хрупкую фигуру Сони, распластанную на постели поверх покрывала, и невероятная нежность проникала в его душу. Слова, произнесенные ею этим вечером, еще звучали в ушах: «Я не доверяю ни одному мужику».

Это была ее позиция. Не доверять никому. Ведь и он, ее сосед, выдуманный работник турагентства, тоже подло обманывал ее. Он улыбался, глядя в ее глубокие зеленые глаза, и врал, искусно врал, не давая ей возможности усомниться в его словах и действиях.

Андрей вскочил. Ему хотелось движения, ему надо было выйти на свежий воздух, чтобы выдохнуть из себя все то дерьмо, которым он надышался в эту ночь. Но уходить было нельзя.

Надо было продолжать работать.

Он подошел к компьютеру и принялся за написание отчета. Периодически он останавливался и невольно задумывался о том, что двигало его начальником, когда он отдал распоряжение об установке камеры видеонаблюдения в квартире объекта, но, тут же собирал свою волю в кулак и отгонял назойливые мысли.

Он писал все утро, изредка поглядывая на спящую Соню. Обычно Андрей не любил долго находиться в квартире. Ему становилось скучно в замкнутом пространстве. Его тянуло на работу, он мог там появиться в любое время дня и ночи, сесть за компьютер и заняться делом. Он любил следить за объектом по людным улицам столицы. Теперь же на него нашло какое-то умиротворение. Это было новое ощущение для Соболева. Он был рад тому, что ему приказали не сводить глаз с Сони. Андрей еще не понимал, к чему должна привести эта слежка, какой будет результат. Он не понимал, каким образом Соня может вывести на след своего отца, если она сама не знает, жив ли он. Для Андрея казалось странным то, что Краско тратит столько средств на слежку за объектом, который не имеет никаких, кроме родственных, связей с преступником. Впервые для Соболева не был столь важен быстрый и успешный исход дела. Впервые он получал удовольствие от процесса, а не от результата. Впервые он чувствовал, что привязался к объекту. Он хотел узнать о Соне все. И, к его великому счастью, это полностью совпадало с его заданием. Осознавав это, Соболев перестал метаться и успокоился. Он решил продолжать следить за Воробьевой как можно дольше еще и потому, что хотел понять, является ли дело ее отца столь важным для страны, или вся эта затея с круглосуточным наблюдением — не более как маниакальный бред его начальника.