Книга Мальчик, который видел демонов - Кэролин Джесс-Кук

Неужели с тех пор миновала четверть века?

Я прохожу мимо сверкающего нового здания, на котором написано «Музыкальная школа». Через большие окна видны чистые просторные классы. Мимо шагают двое студентов. Один разговаривает по мобильнику, у второго в руке чашка из «Старбакса». Я направляюсь к ботаническому саду, потом останавливаюсь перед куполообразной теплицей, где белые тюльпаны цветут на двух клумбах, формой напоминающих крылья. Они выглядят настоящими, ярко-белыми. Мне кажется, что они двигаются, а лепестки буквально шуршат, словно перья. Я долго смотрю на них, будто зачарованная, осознаю, что издали они – настоящие крылья голубя, а есть еще и птичья голова – маленькая клумба с клювом из примул. Символ мира.

* * *

Когда тело Поппи предали земле, я не хотела и слышать о могильном камне. Мне казалось, что он окончательно похоронил бы мою маленькую девочку. На ее могиле в Эдинбурге по моему заказу установили крылья голубя, высеченные из портлендского камня, который белеет со временем. Скульптор постарался и вырубил каждое крыло так, что перышки, казалось, оживали и шевелились под солнечным светом. Этим я надеялась принести дочери покой. Сама же покоя так и не нашла.

И до сих пор не знаю, где искать.

* * *

Я прибыла в начальную школу Святого Павла в 15:45, за четверть часа до назначенного срока. Располагалась она в перестроенной часовне, и церковная атмосфера поддерживалась детскими рисунками святых и постерами религиозных фестивалей. Заметила я ангелов и Иисуса на окнах из цветного стекла, которое ярко сверкало в послеполуденном солнечном свете. Стрелка-указатель направила меня к регистрационной стойке, за ней сидел молодой человек и печатал на клавиатуре компьютера.

– У меня встреча с Карен Холланд, – объяснила я.

Он кивнул, попросил расписаться в регистрационной книге, а потом отвел меня в учительскую.

– Карен на совещании. – Он указал на раковину и кофеварку, затем на диваны у противоположной стены. – Устраивайтесь поудобнее.

В углу стояло старое черное пианино с канделябрами, похожими на кактусы, на передней панели и поднятой крышкой. Желтые и щербатые клавиши напоминали зубы старика. Я посмотрела на дверь, убедилась, что никого нет, и провела пальцами по клавишам, словно собралась сыграть «Патетическую сонату» Бетховена. На мгновение захотелось наклониться и нажать на клавиши, исторгнув величественные звуки из великолепного инструмента, но сдержалась. Медленно убрала руки, не нарушив царящей в учительской тишины.

После смерти Поппи я продала ее любимый кабинетный рояль за десятую долю цены, чтобы избавиться от его звуков. Казалось, даже при закрытой крышке ветер проникал внутрь, терся о струны, и мелодии Поппи звучали, как призраки. Я сама играла с детства, сначала бренчала на старой «Ямахе» в школе, потом одна учительница предложила мне брать у нее уроки. Я считала важным учить Поппи, и игра на рояле ее радовала, но я и представить не могла, какую боль будет вызывать любая нота, взятая на рояле после смерти дочери. Какое чувство одиночества станет источать столь любимая мною музыка.

– Доктор Молокова!

Я обернулась и увидела в дверях невысокую полную женщину в облегающем платье цвета ржавчины. Ее глаза скрывали тонированные линзы очков, густые волосы цветом напоминали темный янтарь. На коричневых колготках спустилась петля, а рука, которую я пожала, была горячей, как выпрыгнувшая из тостера гренка. Женщина широко улыбнулась.

– Я Карен Холланд, добрый день! Давайте пройдем в мой класс?

Я кивнула и последовала за ней по коридору мимо мозаик Африки из папье-маше и тридцати автопортретов восьмилеток. Поискала лицо Алекса, но напрасно.

– Я кое-что нашла для вас в своем архиве, – сообщила мне Карен, когда мы вошли в классную комнату.

– Архиве?

Я огляделась. Стены в рисунках, графиках успеваемости, правилах правописания, документальный фильм о слонах проецировался на белую доску у дальней стены. Карен повела меня к столу, на котором заранее разложила для просмотра несколько больших детских рисунков.

– Чьи они? – спросила я. Уловить смысл в написанных крупными буквами, с ошибками, фразах и маленьких профилях, нарисованных потрескавшейся черной краской, не удавалось.

– Я рада, что сохранила их. – Карен сняла очки и потерла глаза.

Я увидела, что они у нее маленькие и ярко-синие. Она щурилась даже от мягкого света, идущего от окон. Я повернула голову, чтобы взглянуть на рисунки под другим углом.

– Это газетные заголовки?

Она вновь надела очки, вздохнув от облегчения, потому что свет перестал резать глаза.

– Их нарисовал Алекс в шесть лет. Мы представляли, какие заголовки могли отражать гибель «Титаника», и учились правильно использовать слова. Алекс отклонялся от темы, и мне всегда виделось в этом нечто существенное.

Я оглядела заголовки. «Чудовищное преступление», – кричал один. На другом рисунке Алекс изобразил младенца, похожего на запеленатого Иисуса, под надписью «Гори в аду». На третьем я прочитала: «Руэны человеческих жизней». Я подумала о Руэне, воображаемом друге Алекса, и в голове словно вспыхнула лампочка.

– Я показывала рисунки консультантам Алекса, но они не обратили на них внимания.

Я подняла голову.

– Вы спрашивали Алекса, почему он их нарисовал?

– Он вроде бы и сам не понимал, как так вышло.

– Но речь шла о трагедии «Титаника»…

Я вновь всмотрелась в рисунки, перебирая в памяти подробности моих разговоров с Алексом. Он, наверное, видел заголовки в газетах. Тогда становилось понятным, откуда взялось имя Руэн.

– А каким Алекс был учеником?

Карен подняла руку, чтобы пригладить густые волосы.

– Вежливым, спокойным. Более способным, чем большинство. Ни с кем не дружил… Мне становилось грустно, когда только его не приглашали к кому-то на день рождения… Но такое случается, знаете ли. Думаю, именно его изоляция служила причиной злости.

– Злости?

Карен кивнула, хотя я почувствовала, что об этом она говорит с неохотой.

– Да… иногда у него случались… вспышки ярости, они заканчивались потоком слез.

Я вспомнила эпизод, о котором читала в записях консультанта.

– Алекс ударил вас?

Она вздохнула.

– Он бросился на меня, со всей силы ударил в грудь кулаком. Думаю, это потрясло его даже больше, чем меня. Однако я сообщила об этом консультанту, который тогда вел Алекса. Он день ото дня становился более взвинченным, и я думала, что это в его интересах…

– Он когда-нибудь бил другого ученика?

Карен покачала головой.

– Он так и не объяснил, почему разозлился. Это была истерика, даже хуже. Ругань, крики, угрозы.

– Угрозы?