Книга Мокко. Сердечная подруга - Татьяна де Ронэ

– Мой отец очень занят. Если вы не договаривались, то не сможете с ним увидеться. Мне очень жаль, мсье!

Он потянул на себя дверь.

И тогда мне в голову пришла идея. В квартире Констанции, на улице Лепик, мне в руки попалась коробочка с ее визитками. С согласия Гаранс я взял одну и с тех пор постоянно носил ее с собой.

Я вынул визитку из бумажника. На ней значилось:

Констанция Деламбр

Реставратор старинных картин

27, ул. Лепик, Париж XVIII

Я протянул ее Лодовико.

– Можешь передать это своему отцу?

Мальчик посмотрел на меня с сомнением.

– Он обедает с очень важным господином. Но я попробую. – Лодовико взял визитку и прочитал ее. – У вас женское имя? – спросил он с улыбкой.

– Нет. Это мой друг, твой отец ее тоже знает.

– Я отнесу ему визитку прямо сейчас. Но ничего вам не обещаю.

– Я подожду, пока ты вернешься.

Через три минуты он прибежал обратно.

– Ну? – спросил я.

– Я отдал карточку папе. Сначала он рассердился, что я его отвлекаю, но когда прочитал, то стал бледен как мел!

– Он сможет меня принять?

– Не сейчас. – Мальчик протянул мне блокнот и ручку. – Но он попросил, чтобы я взял ваш номер телефона и записал ваше имя. Он вам позвонит. Он попросил передать, что обязательно с вами встретится.

Я так обрадовался, что готов был расцеловать мальчугана.

– Скажите, мсье, а кто эта Констанция? – спросил Лодовико, когда я повернулся, чтобы уйти.

Он произнес имя Констанции на итальянский манер – Костанца.

Я улыбнулся и подмигнул ему.

– Сердечная подруга.

Я возвращался в «Дочиоли» с таким чувством, словно сижу в «Порше Тарга», а не в «фиате». Мое счастье словно бы дало небольшой машине крылья: она с легкостью преодолевала километр за километром. Господи, как все-таки прекрасна Тоскана! Остановившись перед pensione, «фиат» издал удовлетворенное рычание и устало умолк. Миссис Уэзерби коснулась рукой горячего капота и спросила рассерженно:

– Брюс, что вы сделали с ту «фиатом»?

Под удивленным взглядом Хотспура я обнял ее, и мы вместе сделали несколько па из танго.

– Ваш «фиат» is OK! No проблем! Ах, Италия! Флоренция! Как я счастлив! Как мне тут хорошо!

Синтия приложила ладонь к моему лбу так же заботливо, как минуту назад трогала свою машину. Ей показалось, что у меня жар. Я отмахнулся от ее беспокойства. Однако она настояла, чтобы я прилег. Американки куда-то уехали, и я мог воспользоваться несколькими часами тишины до их возвращения.

Я радовался своей удаче, и все же усталость, которую я ощутил еще утром, не проходила. Довольно скоро я уснул. Разбудил меня пронзительный смех Джиджи. Они вернулись… Я посмотрел на часы. Восемь! Самое время переодеваться к ужину.

«Кто-нибудь мне звонил, пока я спал?» – спросил я у миссис Уэзерби, когда спустился на первый этаж. Она ответила, что нет. Пришло время садиться за стол. Американки и мистер Уэзерби уже ожидали нас в столовой. Мне стало лучше, и я был зверски голоден. Но стоило нам усесться, как в гостиной затренькал телефон. Миссис Уэзерби встала и вышла.

Она вернулась, пошатываясь от волнения. Щеки ее пылали.

– Брюс! Звонят to you… Это… Это…

Супруг посмотрел на нее с изумлением. И даже американки на мгновение замолчали.

– Это Лоренцо Валомбра.

– Омайгод! – воскликнула Карла при виде наших перекошенных лиц, хотя понятия не имела, кто такой Лоренцо Валомбра.

То был сигнал к началу заседания «Lunch Club»: уханье, мычание, ржание… В общем, наш зоопарк снова с вами! Я вышел в гостиную, пока мистер Уэзерби тщетно пыталась успокоить собравшихся за столом дам.

– Order! Order![17]– кричал он, словно находился в Палате общин.

– Брюс Бутар? – спросил голос Лоренцо Валомбры в телефонной трубке.

– Именно так.

– Простите, что звоню так поздно. Вы, должно быть, ужинаете. – Он говорил с сильным итальянским акцентом. – Вы можете приехать ко мне завтра к половине пятого?

Я сказал, что могу.

– Прекрасно. Тогда до завтра!

И он повесил трубку. Наш разговор длился каких-то пятнадцать секунд. Однако из-за него я не спал всю ночь.

На следующий день я испытал огромное удовольствие, когда приказал надменному лакею немедленно проводить меня к Лоренцо Валомбра. Тяжелая дверь палаццо с треском захлопнулась, на этот раз – наконец-то! – у меня за спиной, а не перед носом.

Через несколько секунд передо мной появился сам Валомбра. Лицо у него было хмурое, взгляд холодный, губы плотно сжаты. Неужели это его Констанция любила тайно и страстно, это он писал ей те жгучие любовные письма?

Он остановился в метре от меня. Аромат мужских духов «Кельнская вода», смешанный с запахом белого табака, коснулся моих ноздрей. Я посмотрел на его руки – большие, короткие, сильные. Руки, ласкавшие Констанцию… Он протянул мне правую. И как только наши руки соприкоснулись, у меня возникло ощущение, что я знаю его чуть ли не всю жизнь.

Вдруг Валомбра улыбнулся, и лицо его просветлело. Он словно помолодел лет на десять.

– Друг Констанции… Прекрасно! Проходите, прошу вас, мсье Бутар!

* * *

Мы расположились в просторном кабинете на третьем этаже. Я подумал, что Валомбра наверняка писал Констанции за этим большим письменным столом с полированной и абсолютно чистой поверхностью. Огромная комната была оформлена в современном стиле, без излишеств. На стенах картины абстракционистов, мебель строгих линий, современные скульптуры… Пол покрывал толстый ковер. Потолок был не слишком высок, камины и трубы удалили во время реконструкции – словом, ничто не напоминало о том, что мы находились во дворце, построенном в пятнадцатом веке.

Логово Валомбры мало говорило о его личности. Как я ни старался, мои глаза не нашли в этом кабинете ничего, что помогло бы узнать его лучше – ни фотографий, ни книг, ни личных вещей… Безликое, анонимное помещение, навевающее мысли о работе и профессиональных достижениях. Пока я рассматривал комнату, хозяин дома с улыбкой наблюдал за мной.

– Констанция терпеть не могла этот кабинет, – сказал он раскуривая сигарету из светлого табака. – «Слишком дзен», – говорила она.

Валомбра улыбался, глядя перед собой невидящими глазами.

– Вы работали с ней вместе в течение двух лет, как я понимаю, – заметил я.

– Да. Констанция была очень талантлива. Она понимала Уччелло. У нее была прекрасная интуиция, она тонко чувствовала правду и простоту. Благодаря всему этому она прекрасно отреставрировала «Битву» в галерее Уффици. Вернее, мы реставрировали ее вместе, со всей моей командой. То был титанический труд. У Констанции, несмотря на молодость, было поразительно развитое чувство меры, точность. Она любила свою профессию. Для меня было счастьем работать с ней.