Книга Успешное покорение мира - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

— Поджидаешь, как же.

— Да, представь себе. Садись, рассказывай, почему ты меня не вспоминал! Не иначе как ухлестывал за красавицей Имоджен Биссел.

— Как я понимаю… — начал Бэзил. — От кого-то я слышал, что она поехала в другой город насчет аппендицита… то есть…

Голос его почти заглох, когда Энди Локхарт сел за рояль и взял серию задумчивых аккордов, из которых тут же родился матчиш, эксцентричный пасынок танго. Эвелин отодвинула ногой ковер, слегка подобрала юбки и бойко прошлась по кругу, отбивая чечетку.

Не сводя с нее глаз, Бэзил и Рипли замерли на диване, как валики. Она стала почти красавицей, с довольно крупными чертами лица и здоровым, свежим цветом кожи, под которой, наверное, легким смехом заливалось сердце. Ее голос и гибкая фигурка постоянно разыгрывали пародии, без устали имитировали каждый звук, каждое подмеченное движение; доходило до того, что даже недоброжелатели признавали: «Эвелин кого угодно рассмешит».

В довершение своего танца она притворно споткнулась и ухватилась за рояль; Бэзил и Рипли прыснули. Заметив, что они мало-мальски освоились, она уселась рядом и еще раз насмешила их, когда виновато сказала:

— Ну простите, не удержалась.

— Мы готовим театральную постановку и приглашаем тебя на главную роль, ты согласна? — в порыве внезапного безрассудства решился Бэзил. — Сцену предоставит школа Мартиндейл, а сборы пойдут в Фонд младенчества.

— Бэзил, это так неожиданно!

Энди Локхарт повернулся к ним от рояля:

— Что еще за постановка — шоу менестрелей?[22]

— Ну почему же, у нас плутовская комедия, называется «Пойманная тень». Репетировать будем с мисс Халлибертон. — Только теперь он понял, как удобно использовать это имя для прикрытия.

— А почему бы не взять нормальную пьесу — к примеру, «Личный секретарь»? У нас в школе ее в прошлом году ставили.

— Нет, это не обсуждается, — без промедления ответил Бэзил. — Мы будем ставить пьесу моего собственного сочинения.

— Ты сам написал пьесу? — воскликнула Эвелин.

— Да.

— Бо-о-оже ты мой! — произнес Энди.

Он снова прошелся по клавишам.

— Соглашайся, Эвелин, — наступал Бэзил. — Репетиции продлятся всего три недели, зато у тебя будет главная роль.

Она рассмеялась:

— Ну нет. У меня не получится. Может, возьмешь на эту роль Имоджен?

— Говорю же тебе, она приболела. Послушай…

— А Маргарет Торренс?

— Мне нужна именно ты.

Тронутая непосредственностью этого призыва, она заколебалась. Но тут к ней с издевательской усмешкой повернулся от рояля герой чемпионата Западной лиги гольфа, и Эвелин покачала головой:

— Ничего не выйдет, Бэзил. Мне, скорее всего, придется ехать с родителями в другой штат.

Бэзил и Рипли нехотя поднялись с дивана:

— Эх, как было бы здорово, если б ты сыграла в этой пьесе, Эвелин.

— Да я бы с радостью.

Бэзил помялся, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать; ему до смерти хотелось заручиться ее согласием; да что там говорить, без нее вся затея уже казалась бессмысленной. И тут у него с языка сорвался отчаянный довод:

— Ты была бы ослепительна. Понимаешь, главного героя у нас будет играть Хьюберт Блэр.

Затаив дыхание, Бэзил наблюдал, как ее решимость идет на убыль.

— До свидания, — сказал он.

Она проводила их до дверей, а потом вышла с ними на террасу, слегка хмурясь.

— Как ты сказал, сколько продлятся репетиции? — задумчиво спросила она.

II

Августовским вечером, три дня спустя, Бэзил проводил читку пьесы для своей труппы на веранде дома мисс Халлибертон. Он нервничал, и поначалу его перебивали криками «Громче!» или «Не тарахти!». Когда же слушателей увлекла перепалка двух комичных мошенников (их реплики в свое время благополучно послужили Веберу и Филдсу[23]), чтение прервал запоздалый приход Хьюберта Блэра.

Хьюберту исполнилось пятнадцать; парень он был довольно пустой, если не считать двух-трех преимуществ, которые достались ему с избытком. Впрочем, одно достоинство предполагает наличие других, и юные девы всегда откликались на малейшие его прихоти, мирясь с присущей ему ветреностью и даже не надеясь пробить броню врожденного равнодушия. Они не могли противиться его безудержному самомнению, ангельскому виду, за которым скрывался талант расчетливой изворотливости, и редкостному изяществу. Длинноногий, прекрасно сложенный, он обладал акробатической координацией движений, какая обычно бывает свойственна тем, у кого «центр тяжести ближе к земле». Он все время находился в движении, смотреть на него было сплошным удовольствием, и Эвелин Биби оказалась не единственной девушкой постарше, которая, разглядев его тайные задатки, долгое время к нему присматривалась, и отнюдь не из чистого любопытства.

Сейчас он стоял в дверях, придав своей круглой, наглой физиономии фальшиво-благоговейное выражение.

— Извините, — произнес он, — это Первая методистско-епископальная церковь? — (Тут все засмеялись, даже Бэзил.) — Я просто не знал. Думал, либо церковь не та, либо скамья занята.

Они снова рассмеялись, хотя и с некоторым смущением. Бэзил выждал, пока Хьюберт усаживался рядом с Эвелин Биби. Затем читка возобновилась, но слушатели как околдованные глазели на Хьюберта, который пытался балансировать на задних ножках стула. Под этот скрипучий аккомпанемент Бэзил вынужден был продолжать. В конце концов он отчаялся («Давай, что ли, тебя послушаем, Хьюб»), и общее внимание опять переключилось на пьесу.

Бэзил читал более часа. Когда он в конце концов закрыл тетрадь и смущенно поднял взгляд, на веранде раздались внезапные аплодисменты. Он тщательно следовал всем канонам, и результат, при всем своем гротеске, в самом деле получился увлекательным: пьеса состоялась. Потом он еще задержался, поболтал с мисс Халлибертон и отправился домой сквозь августовскую тьму, сияя от восторга и понемногу репетируя про себя.

В течение первой недели репетиции сводились к тому, что Бэзил метался от сцены в зрительный зал и обратно, крича: «Нет! Смотри, Конни, ты должна входить вот так!» А потом стало происходить непредвиденное. Как-то раз на репетицию заявилась миссис ван Шеллингер, которая, дождавшись окончания, провозгласила, что не позволит Глэдис играть в «пьесе про негодяев». У нее созрело предложение избавиться от криминального элемента — например, заменить двух комических мошенников «двумя забавными фермерами».