Книга Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Последний отпрыск рода превзошел предков в заносчивости, расточительстве, жестокости и разврате. Агриппиниллу, сестру Гая Цезаря, насильно выданную за него замуж по воле Тиберия, он поначалу невзлюбил из-за ее невзрачности, но после восемнадцати лет она вдруг похорошела, а к двадцати завоевала славу одной из первых красавиц Рима. Она сумела тонко сыграть на его ревности, даже не опечалясь, что нескольким ее поклонникам он переломал ноги, и благодаря этой ревности он наконец воспылал к ней запоздалой страстью. К тому же ему понравилось и то, что она оказалась искусна в любовных утехах и охотно закрывала глаза на его похождения. Ссоры меж ними были нередки, и иногда Агриппинилла подолгу не выходила из дома, пряча синяки, но, едва наступал мир, они любили друг друга неистово и ненасытно.

Утреннее солнце робко скользнуло тонкими лучами по ощерившимся мордам бронзовых химер и испуганно отпрянуло, будто сомневаясь, стоит ли будить обитателей этого мрачного дома. Но затем, осмелев, кинуло косой пучок лучей через комплювий, выхватив ярким пятном затейливый узор на мозаичном полу. Утренний свет растекался по атриуму, золотя мраморных муз и прекрасного Аполлона, стоящих в проемах между кубикулами. Тускнели огоньки бронзовых светильников, рабы начали уборку, из кухни потянулись вкусные запахи – дом оживал.

На широком ложе, инкрустированном золотом и слоновой костью, Агриппинилла металась в беспокойном сне на скомканных простынях, запутывая облако роскошных рыжих волос, и слезы лились из-под длинных ресниц. Неожиданно горький стон вырвался из ее уст, и она резко села, спрятав мокрое лицо в ладонях. Молодая рабыня испуганно наблюдала за ней, сжавшись в комок в углу. Все было приготовлено к пробуждению госпожи: и чан с теплой водой, и голубая туника, и маска из теста на ослином молоке, а новые прекрасные украшения искусно выложены на столике перед ярко блестевшим зеркалом.

Рабыня знала, что расстроило госпожу. Три дня назад ее мужа обвинили в разврате и прелюбодеянии с собственной сестрой и бросили в Туллиеву тюрьму. Но она не понимала, почему Агриппинилла так сильно убивается, если за день до этого он сильно избил ее и едва не утопил, сбросив в круглый имплювий посреди атриума на глазах у домашних рабов. Мокрая испуганная Агриппинилла, жадно хватая воздух разбитым в кровь ртом, едва выбралась из воды. Неужели она забыла об этом страшном оскорблении? Или боль от побоев уже поутихла? Ведь из-за жестокого неистового нрава Агенобарба она год назад уже выкинула недоношенного ребенка, и похоже на то, что никогда не сможет стать матерью.

Дурной сон отступил, слезы высохли, Агриппинилла медленно поднялась и приблизилась к зеркалу. Рабыня уловила небрежный жест и быстро подскочила. Госпожа села в удобную катедру с мягким сиденьем и указала на расческу с черепаховым гребнем. Испуганная ее молчанием, служанка стала бережно распутывать прядку около виска. Но дрожь в руках подвела ее, Агриппинилла резко вскрикнула и, схватив тонкую булавку, вонзила девушке в грудь.

Рабыня зашлась в вопле, отскочив назад, чтобы госпожа не смогла до нее дотянуться. Агриппинилла тронула припухшие веки и недовольно скривила губы:

– Иди сюда, глупая гусыня! Не смей уклоняться, когда госпожа наказывает тебя за неловкость! Накладывай маску, сегодня я собираюсь на прогулку.

Сдерживая слезы, рабыня усадила госпожу в теплый чан и принялась накладывать маску, похожую на густое тесто. Настроение Агриппиниллы улучшилось, плохой сон улетучился из хорошенькой головки, она без конца вертелась, разбрызгивая ароматную воду с лепестками цветов на пол. Но неожиданно тень набежала на ее лицо, и она с размаху впилась изящными розовыми ноготками в руку служанки.

– Ты очень неловкая сегодня, Кардикса! Я велю наказать тебя плетьми!

– Но, госпожа, пощади. Я не сделала ничего дурного, – взмолилась рабыня.

– Есть для меня какие-нибудь послания?

– Госпожа Энния и Ливилла прислали с час назад записки, но я не решилась тебя будить.

– Еще бы им сегодня не встать так рано. Вчерашние события потрясли всех. Вели управляющему приготовить мне ложе в триклинии, я умираю с голоду.

Агриппинилла впадала в ярость, стоило ей вспомнить вчерашний обед у брата в честь его помолвки. Подумать только, провинциалка ее оскорбила! А Гай и Ливилла даже не заступились! Кожа у нее смугла! Агриппинилла вытянула изящную ручку. Матовая белизна была совершенна, и прозрачный муслин вовсе ни при чем. Наглая выскочка! Откуда она взялась в Риме? Когда они успели встретиться с Гаем, чтобы эта Юния смогла так ловко его окрутить? Агриппинилла ломала голову, но не находила ответа на эти вопросы. Все сплетни по поводу того, что они якобы были знакомы еще в Антиохии, не внушали ей доверия.

Мысли ее вернулись к мужу, и раздражение только усилилось. Был бы более осторожен, не попал бы в тюрьму! Хотя Агриппинилла догадывалась, что за обвинениями стоял Макрон, супруг ее лучшей подруги. Агенобарб слишком глуп и самонадеян и из-за нелепой ссоры приобрел врага в лице всемогущего префекта претория. Наследственная необузданность привела к плохому концу. В прошлом месяце их носилки столкнулись на многолюдной улице, столкновения можно было избежать, разогнав народ, но пока преторианцы из свиты Макрона расчищали дорогу, Агенобарб, спешащий в бани, где ожидала его красавица-гетера, громко кричал, что не позволит сыну раба стоять на пути у бывшего консула. Макрон услышал эти оскорбительные слова, сказанные к тому же нарочито громко, но даже не выглянул из-за занавесей, предпочтя не затевать открытую ссору на потеху плебеям. И удар в спину не заставил долго себя ждать.

Агриппинилла завтракала в одиночестве, обдумывая, что ей теперь предпринять. Она не замечала вкуса пищи, бездумно отправляя в рот лакомые кусочки. Ручной лев ткнулся холодным носом в ее ладонь. Огромный зверь шумно ворчал и терся о ее ложе, словно кот. Она кинула ему кусок мяса. Он в одно мгновение разорвал его острыми клыками сквозь намордник и довольно заурчал.

– Посади его на цепь, Ант, – крикнула Агриппинилла высокому рабу-нумидийцу, – иначе этот зверь когда-нибудь всех сожрет. Глупая прихоть Агенобарба может стать роковой. И никогда не выпускай его впредь из клетки, пока не вернется господин.

«Если вернется», – угрюмо подумала она. Темнокожий раб ловко обвил шипастый ошейник вокруг косматой шеи льва:

– Пойдем, пойдем! Госпожа велела увести тебя!

Лев упрямился, но Ант упорно тянул цепь, зубья ошейника впивались в толстую кожу, причиняя зверю тупую боль, и он поддался человеку.

Закусив нижнюю губу, Агриппинилла с вожделением наблюдала, как горой вздымаются мышцы обнаженного торса Анта.

– Вернешься, когда отведешь зверя! – приказала она.

Нумидиец приблизился к госпоже. Капли пота блестели на его широкой груди: упрямый лев заставил повозиться, не желая идти в клетку. Резкий запах мужчины взволновал Агриппиниллу.

– Ближе! – командовала она. – Еще ближе!

В недоумении он встал, возвышаясь горой перед полулежащей хрупкой девушкой. Нежной рукой она приподняла его набедренную повязку, и глаза ее округлились от удивления.