Книга Снайперские дуэли - Евгений Николаев

Боец Самуил Давидович Бляхер — из ополченцев. Удивительно маленького роста, тщедушный, хиленький одесский еврей. Этот любил поговорить. В свободное время он в который уже раз показывал на фотографии свою семью, хвалился:

— Вот это, в центре, — я и моя Роза. И ребенки.

На собеседника со снимка смотрела огромнейшего роста пышнотелая, грудастая, горой возвышавшаяся над мужем Роза. А у ног родителей и по бокам разместилась уйма неухоженных детей. Сам Бляхер до сих пор не разобрался, сколько же детей осталось дома — одиннадцать или вся дюжина. По рассказам Самуила Давидовича, обладавшего общеизвестным одесским юмором, его жена Роза, властная, но добрая и веселая женщина, глядя на детей, не раз в шутку говорила мужу: «Ну, как поступим, Самуил? Этих отмоем или новых настругаем?»

Частым гостем у нас во взводе был немолодой уже, низенького роста, круглолицый, с черными, немного раскосыми глазами, боец четвертой роты Загид Калиевич Рахматуллин — известный в дивизии снайпер. Заходил он к нам по пути, идя на «охоту» или возвращаясь с нее, — пообщаться с земляками. «Крупно говорят за жизнь!» — говорил тогда наш одессит Бляхер. Загид не раз выполнял для меня роль переводчика — с казахского, татарского, узбекского на русский и обратно.

Не было в армии людей, не знавших хотя бы заочно лучших снайперов дивизии. Да и понятно: в то время их имена не сходили со страниц «дивизионки». Коммуниста со стажем, снайпера, уничтожившего более сотни фашистов, Загида Рахматуллина хорошо все знали и у меня во взводе. Пользовался он большим авторитетом.

В минуты затишья бойцы просили Загида рассказать им о себе. Тогда Рахматуллин, по-братски делясь с бойцами моршанской махоркой из расшитого кисета, рассказывал о своей семье, колхозе, мирной жизни, о фронтовых своих успехах. А рассказывать он умел.

Родился Загид в 1913 году. Родина его — село Мухомедьярово Сувандыкского района Оренбургской области. Сам он из крестьян-бедняков. Отца Загид лишился в 1921 году — тот умер от голода, оставив пацана одного с больной матерью. Пришлось парню идти в батраки к местному богатею. А когда в 1929 году была объявлена коллективизация, его, батрака, первым приняли в колхоз. И одновременно в комсомол. В 1930 году смышленый и работящий парень пошел на курсы трактористов.

До 1939 года Рахматуллин работал трактористом в своем колхозе, был стахановцем. В 1937 году его приняли в партию большевиков. Он был участником советско-финляндской войны, с первых дней Великой Отечественной воевал с фашистами.

Когда земляки провожали его на фронт, секретарь райкома партии сказал Загиду:

— Будь таким же отличным бойцом, каким ты был хлеборобом.

И Загид при всех пообещал оправдать доверие односельчан, клялся по-геройски защищать свою Отчизну.

Явившись в часть, в 21-ю дивизию войск НКВД, стоявшую под Ленинградом, Загид с первых же дней стал упорно изучать боевую технику, военное дело, овладевал снайперским искусством. У него было огромное желание уничтожить как можно больше фашистов. Как коммунист, он понимал, что его место там, на переднем крае, где труднее. И стал настоящим истребителем фашистской нечисти. Он дал слово уничтожить их не меньше ста.

Когда Загид впервые вышел на «охоту», он не растерялся: меткими снайперскими выстрелами уничтожил вражеского офицера, а заодно и четырех солдат противника. Гитлеровцы обнаружили место, с которого вел свой смертельный огонь удачливый снайпер, и обстреляли его из минометов. Но Загид оставался спокойным: он был умело замаскирован и надежно укрыт от осколков.

На Ленинградском фронте судьба свела его с такими же, как и он сам, сильными, упорными парнями. Это их большие руки когда-то привычно держали руль трактора, штурвал комбайна или хлопкоуборочной машины. Они умели бережно взять коробочку с «белым золотом», могли нежно слить с ладоней золотые зерна пшеницы. А вот науке убивать их никто не обучал. Но бойцы мужали, закалялись в боях.

В начале апреля 1943 года Загид написал своим землякам письмо, в котором сообщал: «За меня не беспокойтесь. Слово свое я сдержал: 148 гитлеровцев уничтожил из снайперской винтовки. Меня наградили орденом Красного Знамени. За мои успехи товарищ Жданов лично сам меня поблагодарил. Я же дал слово количество уничтоженных фашистов довести до двухсот и слово свое сдержу. Трудитесь, дорогие, на благо нашей Родины спокойно: мы разобьем фашистов».

И верно, когда я встретился с Рахматуллиным в 1944 году в нашем дивизионном медсанбате, он мне рассказал:

— Вот снайперские книжки завели у нас, при тебе их не было. — И показал мне «Личную книжку истребителя фашистов». На развороте — графы: количество уничтоженных за день фашистов и тут же нарастающий итог. В книжке Загида он достиг цифры 177.

Воевал Загид отменно. И что бы он ни делал, делал обстоятельно, наверняка. Помню его стычки с Иваном Добриком, который, по словам Рахматуллина, безрассудно «лез на рожон и дрался, как лев». Загид всегда старался быть рядом с другом, в перерывах между боями с досадой говорил Ивану Добрику:

— Отчаянно воюешь, Ваня. Смелость — это хорошо, а вот голову терять не стоит: она еще пригодится тебе!

В ответ Иван хмурился и нетерпеливо, перебивая Загида, говорил:

— Да не можу, друже, я иначе, ты же знаешь! Твои — уси дома, а мои — пид нимцем! Я злой на фашистов…

Как-то в бою был тяжело ранен командир четвертой роты, в которой служил Рахматуллин. Загид взвалил его себе на спину и потащил к своим траншеям. Немцы решили взять в плен и того, и другого, кинулись к ним. Тогда Загид положил командира на траву и стал отбиваться от фашистов гранатами, а потом стал бить из снайперской винтовки. А отбившись, снова продолжал свой путь, таща на себе командира. Дотащив, сдал в медсанбат и тут же вернулся в траншеи, снова кинулся в бой.

Однажды Загид конвоировал в дивизию фашистского майора, самолично захваченного им в плен. По дороге около него остановился мотоциклист.

— Куда ведешь? — настороженно стреляя туда-сюда глазами, спросил капитан, сидевший за рулем мотоцикла.

— Пленного веду в штаб дивизии, — ответил Загид.

— Ну вот, а я его ищу… Ступай, солдат, обратно, а пленного я сам отвезу — я ехал специально за ним.

— Нет, не отдам я пленного. Мне приказано его доставить, и я это сделаю сам.

— Молчать! Приказываю сдать пленного или расстреляю за невыполнение приказа! — крикнул капитан, хватаясь за кобуру.

— А я тебя не знаю! — отвечал Загид, почувствовав что-то неладное. И на всякий случай взял свою винтовку на изготовку.

И все-таки отдал Загид пленного капитану — привык подчиняться командирам. А когда вернулся в полк и доложил о случившемся, то свой командир пообещал расстрелять Загида за невыполнение его приказа. Выручил снайпера полковой контрразведчик — задержал-таки и того, и другого: и «капитана», оказавшегося переодетым в нашу форму фашистом, и пленного майора.

Загид Рахматуллин жив и сейчас. Неоднократно раненный на фронте, инвалидом Отечественной войны вернулся он в свой родной колхоз, где снова принял тракторную бригаду. К его боевым наградам прибавилась медаль за мирный труд. С 1945 по 1958 год Рахматуллин избирался депутатом Зиянчуринского сельсовета, был народным заседателем. Я читал характеристику, выданную Загиду по какому-то поводу: