Книга Прыжок над бездной - Владимир Михановский

Чем ближе к крепости, тем больше вражьих застав попадалось на дорогах. Иван предложил обходить их, но Антип отверг это предложение:

– Все путем делать должно, чтобы комар носу не подточил. А то поляки невесть что про нас подумают. Нужно, чтобы они нам поверили.

– Верно, – согласился Иван.

Пока везло: враги их пропускали, признавая за перебежчиков.

– Спешите, мужички, – напутствовали их на одной заставе. – Там много таких, как вы, требуется.

– А когда крепость возьмут, нас допустят туда добычу делить? – спросил Антип.

Вражеский солдат усмехнулся и ничего не ответил, только рукой махнул.

Когда до крепости оставалось совсем немного, их перехватил патруль, предводительствуемый седоусым поляком.

– Стой! – крикнул он.

Но они и не думали бежать. Покорно подошли к дюжине солдат. Вороной под пожилым поляком гарцевал от нетерпения, всхрапывал, грыз удила.

– Куда путь держите, мужики? – спросил старший на ломаном русском языке.

– Туда, – махнул рукой Антип в сторону монастыря, стены которого виднелись издали.

– Зачем?

– Участвовать в осаде хотим, – сказал Антип.

– Сказывали, крепость на три дня отдадут тем, кто будет брать ее, – добавил Крашенинников.

Польские солдаты смотрели на обоих отщепенцев с нескрываемым презрением.

– Где же вы раньше были? – строго спросил старший. – Пока мы кровь проливали, по болотам да чащобам прятались? А теперь, когда дело к концу подходит, с ложками к столу явились?

Антип и Иван молчали.

– Вижу, однако, люди вы серьезные, основательные, – продолжал поляк. – Со своим оружием к нам идете, – бросил он мимолетный взгляд на лук, перекинутый через плечо Крашенинникова. – Так и быть, найдем вам дело по душе. Следуйте за нами! – усмехнулся офицер.

Вскоре они миновали крохотную – в несколько курных изб – деревеньку, покинутую жителями. Никакой живности не было видно. Многие двери распахнуты настежь, несмотря на холод. Кое-где на снегу виднелись пятна крови.

Сердца обоих мужиков сжались при мысли о том, что здесь произошло.

– Бунтовщики. Сами виноваты, – проворчал поляк, словно угадав их думы. – Такая судьба ждет каждого, кто не подчинится войску нашего великого короля.

Они шли, и монастырь вырастал на глазах. Когда показались знакомые зубчатые контуры крепостных стен, Крашенинникова охватило волнение. Каменные языки строго темнели на фоне хмурого свинцового неба. Вон памятное место на стене, на котором они стояли с Аникеем в утро, когда вражеские отряды окружили монастырь. А вот и ворота, из которых шли они на первую вылазку.

С тех пор многое здесь изменилось. Враги обосновались прочно. Соорудили земляные укрепления, подтянули осадные орудия. А там, подальше, за леском – отсюда не увидать, – по сведениям, которые имелись у Ивана и Антипа, готовились делать подкоп под стену. Главная же тайна военная хоронилась в Терентьевской роще.

Двух захваченных на дороге мужиков седоусый поляк подвел к какому-то начальнику, и они о чем-то коротко переговорили. Затем тот повернулся к русским и махнул шпагой, указывая, куда следует идти.

Их впихнули в небольшой дворик, на скорую руку огороженный частоколом. Здесь были такие же, как они, мужики, которых набилось, как сельдей в бочку. Кто-то бросил:

– Нашего полку прибыло.

– Что за птицы будете? – спросил другой. – Из каких мест вас пригнали?

Оба, однако, молчали, привыкая к неожиданному обороту событий.

Антип огляделся – знакомых лиц, к счастью, не было. Что касаемо Крашенинникова, то он и подавно никого здесь не знал, поскольку люди были не из крепости, а из окрестных деревень.

– Молодой совсем парнишка, – пожалел какой-то согбенный дед Ивана. – Как же ты-то попался? В лес надо было уходить, в лес, где отряды наши собираются. Оплошал, что ли?

Иван пожал плечами.

– А теперь всем нам одна дорога, – заключил дед.

– Это куда же? – спросил Антип.

– А к Богу в рай, – пояснил дед. – Али не знаете?

Из разговора выяснилось, что за частокол поляки согнали людей, которые завтра в качестве передового отряда, играющего роль прикрытия, двинутся на очередной штурм крепости.

– Вот это попали, – прошептал Крашенинников, поправляя лук на плече.

Антип, не потерявший присутствия духа, отозвал его в уголок, к забору.

– Держись, паря, – сказал он, оглянувшись. – Как штурм начнется, придумаем что-нибудь.

– Придумаем.

– Лук да стрелу пуще глаза береги!

Откуда-то вынырнув, к ним приблизился юркий мужичонка неприметной наружности с бегающими глазками.

– Аль байки рассказываете?

– Самое время для баек, – отрезал Антип.

Иван добавил:

– Думаем, как бы не околеть до завтра.

– Не околеете, небось. У мужика кость крепкая, – ухмыльнулся юркий и отошел. Издали до них донеслось: – А и околеете, невелика беда.

– Я тебе, гад! – рванулся к мужичонке Иван, сжимая крепкие кулаки, но Антип остановил его:

– Побереги силенки. Завтра пригодятся.

Люди сбились в кучу, словно овцы, тщетно стараясь согреть телами друг друга. Ближе к рассвету мороз заворачивал круче. Повалил снег.

Крашенинников услышал, как кто-то безнадежно произнес в темноте – судя по голосу, давешний старик:

– Куда ни кинь – все клин.

На зубчатой стене крепости изредка появлялись фигуры часовых, которые расхаживали, пользуясь каменным прикрытием. Догадываются ли там, в крепости, о предстоящем штурме? Не застанут ли их поляки врасплох?

Под утро сквозь дыры в частоколе можно было наблюдать, как, словно повинуясь единой команде, лагерь ожил, зашевелился. Послышались короткие команды, отдаваемые приглушенными голосами, тяжелое сопение людей, тащивших грузы. Это были осадные лестницы и прочее снаряжение, необходимое для штурма крепостных стен.

– Вот и наш черед пришел, – вздохнул старик, когда послышался шум отодвигаемого засова.

Скрипнув, отворилась калитка, в проеме показался знакомый Антипу и Ивану седоусый поляк:

– Выходи!

Мужики, понурившись, гуськом потянулись к выходу.

– Давай на всякий случай попрощаемся, – произнес Антип и крепко обнял Ивана.

Мужиков наскоро построили и под усиленным конвоем погнали в сторону крепостной стены. Пар от дыхания мешался с белесой утренней дымкой. Снег перестал идти так же внезапно, как начался. Повсюду, словно открытая рана, чернела земля, разрытая копытами коней и колесами доверху груженных телег.