Книга Расписной - Данил Корецкий

– Теперь нас хрен достанут!

– Руки коротки!

– Ох и погуляем теперь!

Повышенная шумность не насторожила преступников и не испортила им настроения. Они просто не знали, что она означает. Как не знали и об устройстве самолетов транспортной авиации. Эти машины не предназначены для перевозки людей, поэтому герметичной в них является только кабина пилотов. В грузовом отсеке давление и температура равны давлению и температуре за бортом.

– Кайф! Еще бы водки!

– Потерпи, Груша, скоро нажремся от души!

Дело было весною, зеленеющим маем,

Когда тундра проснулась, развернулась ковром…

– Эй, Расписной, чего такой смурной?

– Устал. Спать хочу.

Прикрыв глаза, Вольф напряженно размышлял.

Рабочий потолок «Ан-24» – восемь тысяч метров. Значит, минус пятьдесят по Цельсию и почти полное отсутствие кислорода. Верная смерть. Причем недостаток воздуха ощущается уже на трех тысячах. Скорость набора высоты – сто пятьдесят метров в минуту. Через двадцать минут начнется… За это время самолет пролетит около двухсот километров. Вполне достаточно, чтобы выйти из круга усиленных поисков. И все же лучше оказаться от Синеозерска как можно дальше.

Итак, задача…

Наметив план действий, Вольф незаметно взял себя за запястье и принялся считать пульс. Обычно у него стабильно восемьдесят ударов в минуту. С учетом перенесенных нагрузок и волнения можно ожидать повышения до девяноста-ста. Пусть будет сто, для ровного счета. Двадцать минут – это две тысячи ударов. Значит, через две тысячи ударов надо начинать действовать.

Несколько раз он сбивался, но определил время правильно, потому что почти сразу ощутил первые признаки нехватки кислорода. К тому же стало заметно холодней. Не торопясь, Вольф поднялся, прошелся взад-вперед, будто разминая ноги. Зубач и Груша дремали, Челюсть тоже находился в полузабытьи. Катала бодрствовал, хотя отчаянно зевал: организм пытался компенсировать недостаток кислорода.

– Пойду отолью, – сказал Вольф, протискиваясь между грузом и холодной стенкой фюзеляжа. Когда он сунул руку под железную лавку, сердце учащенно колотилось. Пилоты могли забрать парашюты в кабину, а может, в парашютных сумках лежит какое-то барахло: запасные комбинезоны, инструменты или сухие пайки… Пальцы нащупали брезентовую ткань, через секунду он убедился, что все в порядке: это настоящие парашюты.

Когда Вольф расправлял лямки подвесной системы, какое-то движение за спиной заставило обернуться. Зубач целился ему в голову и понимающе улыбался.

– Я всегда знал, что ты мусор! – перекрывая шум, прокричал Зубач. Он хотел сказать что-то еще, но не успел: двумя руками Вольф мощно швырнул парашют ему в лицо. Пятнадцатикилограммовый мешок опрокинул уголовника на спину, Волк прыгнул следом и нанес удар, которым боец специальной разведки нейтрализует вражеского часового. Удар получился: Зубач не успел ни вскрикнуть, ни выстрелить. Пистолет выпал из мертвой руки, и Вольф сунул его в карман. Потом быстро надел парашют, расконтрил и распахнул люк. Плотный поток холодного воздуха с воем ворвался внутрь. Наклонившись, Вольф подцепил тело Зубача под мышки и рывком выбросил за борт. Потом прыгнул следом.

После нечеловеческой тесноты камер автозака, звериной скученности «столыпинских» вагонов, дикой перенаселенности хат раскинувшееся кругом бескрайнее голубое пространство пьянило, как бесценное шампанское. Раскинув руки и ноги, он несся к разбитой на ровные квадраты полей земле, и чистые холодные струи смывали с души и тела тюремную грязь и вонь. Он парил, как птица, и наслаждался полетом, а завсегдатаи зарешеченного пространства, чувствующие себя в пропитанном миазмами и страхом параш-ном мирке как рыбы в воде, не умели летать, поэтому чуть ниже беспомощно кувыркалась тряпичная фигура Зубача, а трое других преступников обречены на скорую и неминуемую смерть от удушья.

Вольф вытянул кольцо, купол наполнился и остановил падение, тряпичная фигура стремительно унеслась к земле. Он поискал глазами «Ан-24». Самолет продолжал набирать высоту. Неожиданно от него отделилась черная точка. Парашютист? Нет, какой-то мешок камнем прочертил светлую синеву неба и врезался в землю. Вольфу было все равно где садиться, и он натянул стропы, сокращая дистанцию. Через несколько минут напружиненные ноги коснулись пашни, сгруппировавшись, он упал на бок и сноровисто погасил купол. Потом, по щиколотку увязая в мягком черноземе, направился к мешку. Загадка разрешилась через сто метров: в неестественной позе распростерся на пахоте Катала. Он неправильно надел парашют и разбился в лепешку.

Вольф сплюнул. Это тебе не карты передергивать! И не спасших тебя людей убивать!

Вдали тарахтел трактор. Когда Вольф подошел, тракторист вытаращил глаза:

– Шпион, что ли?

Вольф оторопел. Что, у него статья на лбу написана?

– Почему вдруг?

– А кто еще? С неба или шпионы, или космонавты спускаются. Только космонавтов тут отродясь не бывало.

– Где ближайший телефон?

Тракторист расплылся в улыбке:

– Значит, ты наш шпион, а не ихний! Вон там деревня, из правления позвонишь… Слышь, а то кто попадали?

Вольф вздохнул:

– То – ихние.

* * *

В деревне Вольф переполошил всех собак. Грязный, небритый, в мятой зэковской робе, он устало брел по пустынной улице вдоль неровного ряда черных покосившихся домишек, напоминающих зубы в челюсти колхозника-пенсионера. За ним клубилась пыль и катился многоголосый остервенелый лай беспородных шавок разных мастей и размеров. Не будет ничего удивительного, если из-за какой-то занавески жахнет дуплетом старенькая двустволка, заряженная вместо дроби порубленными гвоздями. В этих краях издавна за голову беглеца давали чай, сахар, сигареты и немного денег…

Но когда он подошел к правлению и увидел сторожа, опасения развеялись. У того был еще более запущенный вид, и встретил он незнакомца вполне радушно.

– Здравствуй, мил-человек. Закурить не дашь?

– Откуда? Неделю в лесу блукал, еле выбрался. Телефон срочно нужен!

Сторож задумался.

– Телефон? Надо у начальства спросить… Только ни председателя, ни бухгалтера, ни агронома – никого нету.

Вольф взглянул на тонкую шею мужика, легкомысленно заброшенную за спину берданку и тяжело вздохнул.

– Вот что, товарищ, речь идет о деле государственной важности. Тут бюрократию разводить ни к чему. Твой председатель в курсе дела. Открывай быстро!

То ли казенные обороты сделали свое дело, то ли сыграл роль грозный вид Вольфа, но сторож зазвенел ключами, отпер амбарный замок и пропустил незваного гостя в неказистую комнатенку с древней, обшарпанной мебелью.

– Как называется деревня?

– Дворы, – шмыгнул носом сторож. – Обыкновенно называется. Дворы.