Книга 500 лет до Катастрофы - Владимир Леонидович Ильин

— Как же, — усмехнулась нормировщица. — Рабочих рук, наоборот, с каждым днем становится все меньше. Вон, позавчера в Рогулине двадцать человек от болотной лихорадки померли, вчера в соседней деревне сразу пятеро на тот свет отправились, а от чего — никому не известно!

— Это все понятно, — согласился Снайдеров. — Смерть есть смерть, тут ничего не сделаешь. Только мне теперь надо ни есть, ни спать, чтобы столько болтов за сутки сделать!

— Ну, это твои проблемы, — беспечно отмахнулась китаянка. — У тебя вон сын есть. Большой уже помощник вырос! А тем, у кого детей нет, вообще не на кого надеяться. Так что, хочешь не хочешь, а выполнять норму тебе придется. Завтра тебе подбросят еще заготовок и резцов, ты только скажи, что и сколько нужно. Эй, куда же ты?

Но Дин ее уже не слушал. Он вернулся в дом и уселся за стол, рассеянно прислушиваясь, как жена громыхает ведрами в подполе, перебирая прорастающий картофель.

«Вот как, — думал он. — План есть План. Нужно думать о будущем. Нужно жертвовать собой ради этого будущего. Собой — это понятно, это мы всегда делали и будем готовы делать до тех пор, пока не подохнем — либо от голода, либо от холода, либо от отлетевшего обломка резца, либо от этой… как ее?.. болотной лихорадки. Но как быть с женами и детьми нашими? Как мы можем решать за них, что они должны, а что не должны делать?!»

Он поднялся и полез по хлипкой, то и дело грозящей обвалиться лестнице на чердак. Где-то там, среди хлама, передаваемого от поколения к поколению семьи Снайдеровых, должны были лежать книги. Книги, которые могли содержать сведения о том, как можно выжить в одиночку. Как вести хозяйство, как сеять, выращивать хлеб, как охотиться на зверей, как делать себе одежду и все прочее, необходимое для жизни — если, конечно, можно будет назвать такое существование жизнью.

Координатор производственного участка Плана номер две тысячи тринадцать не верил своим ушам.

— Вы сказали — отказался выполнять План?! — переспросил он своего помощника, отвечавшего за сектор механической обработки. — И как фамилия этого отказника?

— Снайдеров, Дин Снайдеров — с готовностью подсказал помощник.

— Да вы представляете себе, чем это грозит? — взорвался координатор.

— Представляю, координатор, — подхватил помощник. — Строительство шестисотого модуля оказывается под угрозой срыва из-за каких-то там болтов! Да за это… судить, расстреливать надо!

Координатор искоса взглянул на своего собеседника.

— Что вы несете? — уже другим тоном осведомился он. — Вы же прекрасно знаете, что судов давно нет. И расстреливать этих болванов мы тоже не имеем права. Единственное, что мы можем сделать в этой ситуации, — это прекратить обеспечение Снайдерова продуктами и прочим довольствием, положенным работающим на План… Вы лучше вот что… Примите меры к тому, чтобы задание этого дезертира равномерно раскидали по другим рабочим в качестве добавки к норме.

— Но это… это невозможно, координатор! — вскричал помощник, сразу утратив былую подобострастность. — Люди и так работают на пределе сил, еще немного — и может вспыхнуть… могут вспыхнуть волнения!

— Тогда решайте сами! — отрубил координатор. — В конечном счете, меня не интересует, что именно вы предпримете… хоть сами становитесь за станок — вы же, помнится, когда-то тоже изучали токарное дело? Меня интересует одно: к завтрашнему утру эти проклятые болты должны быть готовы! План есть План, и не выполнять его мы не имеем никакого права! Понятно?

16

— Послушай, Дин, — сказал помощник координатора, в тот же вечер лично прибывший к Снайдерову. — Я все понимаю. Тебе надоела тяжелая работа, и ты решил начать новую жизнь. Только… только как ты можешь рисковать судьбой всех своих потомков? Ты об этом хоть подумал, а? Что они будут говорить о тебе, когда их не пустят на борт «ковчегов» как потомков дезертира? А то, что их не включат в число эвакуируемых, я тебе гарантирую как официальный представитель администрации.

— Я и сам это знаю, — угрюмо пробурчал Снайдеров в щель приоткрытых ворот. — Можете оставить свои гарантии при себе. Ваш План с самого начала не отличался гуманностью, хотя жестокость его была замаскирована мнимой заботой о будущих поколениях. Только вот что я хотел бы у вас спросить: можно ли ради будущего жертвовать настоящим? Можно ли работать на это самое будущее, если видишь, что твой ребенок голодает, что он обречен остаться полуграмотным, что он то и дело болеет всякой заразой и в конечном счете — не видит ничего светлого в жизни, потому что над ним, над всеми нами постоянно висит этот проклятый лозунг: «Все — для Плана, все — для будущего»? И простит ли нас человечество, которое придет нам на смену, за то, что мы спасли его такой ценой? — Он помолчал. — У меня сын жить не может без игры на пили… на скрипке, он играет на ней как бог, хотя ему — всего десять лет! И что, по-вашему, я должен гробить его талант, загоняя его ремнем к токарному станку, чтобы он всю свою жизнь точил какие-нибудь сраные болты?!

Помощник координатора криво усмехнулся.

— Хорошо, — сказал он. — В принципе твои доводы мне понятны. Но ты упускаешь из виду одно немаловажное обстоятельство, Дин. Отказываясь выполнять План, ты, по сути дела, предаешь все предыдущие поколения. Своего отца, деда, прадеда. Если ты станешь дезертиром, то ради чего каждый из них мучился всю свою жизнь? А самый первый Снайдеров — что, он напрасно сделал выбор в пользу Плана, оставшись на Земле?!

— Не трогайте первое поколение, — набычившись, сказал Снайдеров. — Откуда вы знаете, какой выбор тогда сделал каждый? И был ли этот выбор вообще?

— Что ты имеешь в виду, Дин?

— Вам, наверное, неизвестно, что не все из первого поколения Плана остались на Земле по своей воле, — медленно проговорил токарь.

— Что ты мелешь? — вскричал возмущенно помощник. — Спятил совсем?! Грязный клеветник!

— Вчера я нашел на чердаке дневник своего предка… того, что принимал участие в Референдуме, — нехотя продолжал Дин, словно не слыша своего собеседника. — Он пишет там, что хотел улететь, как и многие другие, но кораблей в то время было слишком мало, чтобы вместить всех желающих. Именно поэтому властями тогда была проведена тайная жеребьевка. Моему предку не повезло, и он до самой смерти мучился — не только от того, что ему не выпал счастливый билет, но и от того, что, попав в безжалостные тиски Плана, он был вынужден всю оставшуюся жизнь врать своим детям и внукам по поводу Выбора!

— Ну что ж, — сказал помощник координатора, глядя поверх головы токаря, значит, предательство у вас в роду, и оно передавалось из поколения в поколение вместе с генами, как врожденный тайный порок, пока наконец не вылезло наружу из тебя. Ладно. Держать за руки и за ноги мы тебя не собираемся. Решил сбежать в кустики — беги! Только посмотрим, как ты запоешь хотя бы через месяц.

— Посмотрим, — согласился Дин.

Они враждебно замолчали, и в наступившей тишине сразу стало отчетливо слышно, как в доме за спиной Снайдерова то плачет, то ликует скрипка.