Книга "Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

Тот задумчиво глядел в стол, окутываясь клубами душистого дыма. Наконец, приняв какое-то решение, он посмотрел на Лаврентия Павловича.

— Хорошо, Лаврентий. Когда прилетает комиссия? — Получив ответ, Сталин продолжил: — Значит, завтра, на совещании, ознакомишь весь ГКО с результатами работы комиссии по Ленинграду. А что с Южным фронтом?

— Там еще работают, товарищ Сталин. Можно осторожно, но с большой долей уверенности говорить о том, что следа «попаданца» с немецкой стороны не наблюдается.

— Хорошо, если так. Ладно, Лаврентий, иди, а то Микоян измучился в приемной.

Глава 22

Черт, опять кровь пошла, хорошо мне в нос прилетело! Буду ходить, как енот, с кругами под глазами, а Яшке еще больше моего досталось, учитывая потерянные зубы. Три, и все верхние! Шура сороковых, мля. Хорошо еще, что патруль рядом оказался, так бы совсем плохо могло получиться. Как сейчас на глаза Мехлису показаться? Стыдобища! Два старлея ГБ с разбитыми хлебальниками. Вообще, до того все глупо и неправильно вышло, что хоть стой, хоть падай! «Великое побоище» в Волновахе, мать их ити! Кто же мог знать, что в городке, находящемся почти на линии фронта, можно получить по морде от своих же красноармейцев?! Ни хрена же себе уважение к НКВД!

Прибыв в небольшой городок Волноваху, в семидесяти километрах от Сталино, и устроившись на месте, мы с Яшей отпросились у Мехлиса «прогуляться». Честно говоря, за последние три недели Лев Захарович нас загонял. Как он сам выдерживает эти нагрузки — непонятно. А посмотришь на некоторых типов из нашей «орды», так плакать хочется: так они не похожи на тех лощеных штабников, прилетевших из Москвы… Так вот, пошли мы с Зильберманом прогуляться, хотелось найти место, где можно по «рюмочке чая» выпить, да не из стаканов, а за столом со скатертью. И нашли, на свою голову. Небольшой аккуратный ресторанчик, скорее даже кафе или маленькая столовая. Но уютненько. А по меркам военного времени так просто шикарно!

Не успели мы толком порадоваться нашему счастью, как в двери вломилось человек пять. Все одеты в красноармейскую форму, изрядно поддатые и с оружием. Не обращая никакого внимания на двух старлеев ГБ (полушубки мы сняли, поэтому хорошо было видно, кто мы есть), эта компания направилась к прилавку буфета и стала требовать водки. Растерявшаяся немолодая женщина испуганно пыталась им что-то объяснить, но сильно ребята выпить хотели! Понеслись маты, и даже раздались щелчки затворов винтовок, которыми были вооружены эти «махновцы». Самый борзый из них громче всех разорался:

— Ты че, курица недотоптанная, не видишь ни…а? Мы, твою мать, тебя защищаем, а ты…. такая б…ь совсем, не даешь поправить нервы расшатанные? Да мы сейчас тебя н…й всей бригадой… а потом… в… и… в…!

В первые секунды я тупо смотрел то на происходящее, то на Яшу, отвечающего мне таким же ничего не понимающим взглядом. Увидеть за неделю до наступления сорок второго года картинку, прилетевшую из самого начала лихих девяностых, я не ожидал! До чего же это напоминало наезд мелких бандюков на кооперативное кафе, просто писец! Это быдло в спортивных штанах и турецких кожанках вело себя точно так же! Даже слова почти такие же использовали!

Спохватившись, что, вообще-то, являемся немаленькими представителями власти, мы направились успокоить бузотеров. Подойдя к самому крикливому, я дернул его за плечо, представляясь и разворачивая его к себе:

— Боец! А ну прекратить бардак! Ты… — И не успел договорить, как в носу у меня взорвалось и я полетел на пол, сбивая собой ближайший стол. Попытавшийся схватиться за кобуру Яша приземлился рядом. Градом посыпались удары ногами и прикладами, и все, что нам оставалось, это стараться не получить удар по голове и попытаться достать оружие. При этом я понимал — все! Пи…ц нам! Щас забьют! Тем более что кто-то из напавших бойцов кричал:

— Меси лягавых! Иначе нам хана!

На наше огромное счастье, мимо проходил патруль, составленный из бойцов морской пехоты, которые, услышав шум, быстро навели порядок и оказали нам первую помощь путем всовывания в наши пострадавшие носы все новых порций ваты. Если бы не было так больно и я не чувствовал такую злость, я бы, наверно, покатывался со смеху от этой картины. Да-а-а-а. За последние полгода я столько раз получал дюлей, сколько не получал за всю предыдущую жизнь! Может, это и есть главный смысл моего попадания сюда — получать дюли. Да и в голове не укладывается, что такое могло случиться. Ни фига себе, страх перед «кровавой гебней»! Не патруль — забили бы на фиг, и все!

Наконец, кое-как успокоив кровь и одевшись, мы отправились в комендатуру, захватив с собой перепуганную буфетчицу. Оказалось, что мы зашли не в ресторан или кафе, а в рюмочную.

Нужно было видеть лицо коменданта, когда старший патруля доложил ему о произошедшем, а Зильберман показал свое удостоверение и представил меня! Да-а-а. Шок — это по-нашему.

— Тофарищ кхапфитан. И щасто у фас тахое «феселье» бойцсы устрхаивают? — оставшись наедине с комендантом, спросил Зильберман, который из-за разбитых носа и губ говорил с забавным «акцентом».

— Да вы что?! — Капитан, выполнявший обязанности военного коменданта, аж задохнулся от возмущения. — Первый раз такое! Нет, я понимаю, всякое бывает. Были случаи мародерства, убийство было по пьяной лавочке. Но ТАКОГО ни разу! Поверьте, товарищи, подобного я и представить не мог. Чтобы красноармейцы напали на командиров, да еще и на сотрудников органов! Не могу поверить до сих пор.

— Вще быфает ф пферфые, — добавил я глубокомысленно. — Этих «орлоф» нушно фсерьес колоть. Мало ли? Пферетайте их в местхное НКВД. Пфусть пфорапфотают.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант, передадим. — Капитан обреченно вздохнул: — Добавили, уроды пьяные, головной боли, — и выдал такую матерную конструкцию, что я аж заслушался! Блин, вот бы ТАК уметь! Это ж искусство настоящее — ТАК уметь ругаться!

Наконец, закончив дела в комендатуре — причем пришлось исписать не один лист бумаги, — мы оказались на улице. Переглянувшись, мы, не сговариваясь, заржали. Уж больно смешная рожа была у Яшки! Видимо, я выглядел не лучше. Иначе отчего Зильберман бы так ржал, косясь на мою физиономию?! Успокоился первым Яша:

— Ну фто, тофариш старший лейфенант, — попытался съехидничать он. — Фродолшим знахомстфо с хородом? Фремя еще есть.

— Да ну ехо в садницу, этот хород! Пфошли кх нам. Щас только роши болят, а фдрух еще нархфемся? Да и Мехлису долхшить нущно. — Я вздохнул, представив его реакцию. — Хоще щто фыпфить не усьпели. А то…

— Да, — Зильберман стал серьезным. — Мохли пфотумать, фто мы финофаты. Мол, пфяные чекисты спфрофасырофали крафноармейсев…

— Латно, Яф, фто уф феферь пфотелаеш? Пфофли фкорей к нам, а то «допфрые люти» Льфу Сахарычу такохго напфоют!

Мехлиса на месте не было, поэтому пошли в свою комнату, попросив дежурного сообщить о прибытии начальства и прислать нам медика. А то плоховастенько что-то стало. Подташнивает, и вообще…

Пришедший в скорости пожилой фельдшер только руками всплеснул, увидев нашу красоту, и сразу взял нас в оборот. Быстро удалив остатки Яшиных резцов, он взялся за наши «клювы». Больно, блин! В глазах аж искры летают, но дядька туго дело знает. У Яши кровь быстро остановилась, а у меня — ни в какую! Вроде бы все, прекратилось кровотечение, так нет! Опять бежит! Пришлось опять вату совать, иначе никак. Когда дядька уже собирался уходить, в комнату залетел Лев Захарович. Было видно, что он в курсе наших «приключений», поэтому, как только фельдшер вышел в коридор, приказал: