Книга Большая охота - Андрей Мартьянов

Пнув гулко фыркнувшую лошадь каблуками в бока, Бланка-Терезия-Маргарита-Катрин рысью понеслась вниз по извивам дороги, оставляя за спиной окутанный медленно тающим туманом Ренн. По левую руку от нее над холмами медленно поднималось солнце.

* * *

Одновременно с девицей де Транкавель, но отделенный от нее несколькими десятками лиг, другой человек тоже смотрел на разгорающийся рассвет. Правда, если для всадницы на тракте игра солнечных лучей, обрывков тумана и бликов на речной воде разворачивалась во всей красе, то пребывавший в закрытом помещении созерцатель был вынужден довольствоваться приникающими в его комнату отсветами.

Милорд Гай Гисборн, то ли гость, то ли пленник прецептории Ордена Храма, так и не сумел толком заснуть. Причиной был обитавший за стеной компаньон, напрочь забывший о попутчиках и ночь напролет мерявший тяжелыми шагами тесноту комнатушки. Порой он ударял кулаком то по стене, то по столешнице, или пинал подвернувшуюся под ноги скамью, с грохотом отлетавшую в сторону. Где-то после полуночи Гай сделал попытку воззвать к разуму шотландца, но на стук из-за дверей долетело только цветистое проклятие.

В общем-то, Мак-Лауду можно было только посочувствовать. Размышляя над тем, как бы в такой невероятной ситуации он сам чувствовал себя, Гай пришел к неутешительным выводам. Времена героев, легенд и паладинов без страха и упрека давно миновали. Откройся каким-либо образом эта тайна, и Дугал Мак-Лауд немедля прослывет шарлатаном, либо же ведьмаком и чародеем, коему одна дорога – в очистительное пламя. Несмотря на очевидные свидетельства, Гай все равно никак не мог заставить себя поверить в истинность произошедшего в Ренне, задаваясь безответным вопросом: почему Дугал? Отчего благодать Господня коснулась столь неподходящего избранника – отпетого лжеца, забияки, бабника и пьяницы?

Или же, как уверяет Франческо, замыслы Господни столь неисповедимы и прихотливы, что краткой человеческой жизни и скудного ума недостанет для их понимания?

К завтраку Мак-Лауд выйти не соизволил. Околачивавшегося под дверью Франческо, пришедшего извиниться еще раз, прогнала Изабель, сказав: негоже сыпать соль на открытую рану. Рыжая девица и мессир Бернардоне все утро спорили, но Гай не понял из перебранки ни единого слова – парочка взахлеб тараторила на простонародном итальянском. Похоже, мистрисс Уэстмор обвиняла своего подопечного, а тот оправдывался. В конце концов Изабель скрылась в своей комнате, на прощание прокричав из-за двери что-то явно нелестное.

Колокол на башне орденской церкви отбил полдень. Медленные, тягучие звуки текли над крышами зданий прецептории, над окрестными кварталами Безье, улетая к далеким горным склонам. Впавший в тоскливое настроение милорд Гисборн уныло размышлял о том, где сейчас могут находиться и что поделывать лондонские знакомцы, Мишель де Фармер и его странноватый германский оруженосец, благополучен ли их путь и далеко ли они добрались. Если не угодили в неприятности, то наверняка приближаются к Марселю. А может, уже пребывают в этом приморском городе. Или плывут по Средиземному морю, не то, что некоторые, застрявшие в каком-то лангедокском городишке. Бывавшие на Средиземноморье люди восторженно утверждали: вода там столь яркой лазури, что слепит глаза, и не поймешь, где кончается небо и начинается морской простор… Если вдуматься, Безье не так далеко от побережья – всего каких-то полсотни лиг.

Меланхолические размышления о дальних странствиях оборвались под скрип засовов и стук закрывающейся входной двери. В странноприимный дом явились посетители: прогрохотали по коридору, повозились в гостиной и, как ни странно, удалились. Почти сразу же раздался голос Изабель, с непривычной для нее вежливостью призывавшей: «Милорд Гай! Дугал! Феличите! Идите сюда!»

Единственный оставшийся визитер восседал в «гостиной» – пожилой, кряжистый, напоминающий выражением мрачноватой физиономии и повадками старого охотничьего пса. В отличие от вольнодумного магистра, этот служитель Ордена строго придерживался всех предписанных уложений: белый плащ, нашитый на левое плечо суконный крест, и, кажется, под хламидой поддета кольчуга – что-то еле слышно позвякивает и поскрипывает. Стало ясно, почему он пришел не в одиночестве: на столе перед ним лежали две сплетенные из мелких колец кольчуги, три белые суконные хламиды и скромный наряд в коричневых тонах, подходящий для небогатого горожанина. Отдельно покоился длинный кожаный сверток, перехваченный ремнями.

Изабель и примчавшийся на зов Франческо укрылись за широкой спиной Гая, словно за крепостной стеной. Мак-Лауд остановился в дверях, подпирая спиной косяк и взирая на пришлеца с сугубым неудовольствием.

– Я Сабортеза, – кратко представился храмовник, не уточняя, фамильное ли это имя или прозвище. – Его милость д'Альби велел передать: он обдумал все услышанное и сказанное. Вы уезжаете завтра. С вами отправляются полдюжины воинов Ордена, я над ними старшим. Дабы не вызывать лишних расспросов у стражи на городских воротах, вы двое, – он кивнул в сторону шотландца и Гая, – изобразите братьев Ордена. Вопиющее нарушение Устава, но раз уж магистр разрешил… Мальчик будет оруженосцем кого-то из вас. Даму можно переодеть служкой или писцом – вряд ли она способна прикинуться чем-то иным.

– Спасибо, хоть не личным пажом магистра, – невесело хмыкнула Изабель.

– Мы нашли следы вашего беглеца, Джейля, – суровый брат Ордена не обратил на дерзкую девицу ни малейшего внимания. – Он переночевал на постоялом дворе «Белый бык» и выехал оттуда ранним утром вчерашнего дня.

Мак-Лауд испустил приглушенное неразборчивое восклицание – разочарованное, судя по тону.

– Он бросил в Безье одного из своих людей, – продолжал мессир Сабортеза. – Бедолага внезапно тронулся умом. Джейль также передал хозяину «Быка» кое-какие вещи и пару коней – чтобы тот продал добро, а на вырученные деньги пристроил беднягу в хороший приют для скорбных рассудком. Наш брат, что осуществлял разыскания, выкупил оставленное. Магистр полагает, это недавно принадлежало вам, – кожаный лоскут развернулся, явив спрятанные внутри два меча и кинжал. – Лошади стоят на конюшне, можете их проведать. Серый и гнедой.

– А безумец? – осторожно спросил Франческо. – Что с ним будет?

– Заберем его к себе, у нас есть лечебница, – храмовник поднялся на ноги, добавив: – Можете выходить наружу, только не слишком удаляйтесь от странноприимного дома и старайтесь никому не попадаться на глаза – Бернар де Транкавель все еще наш гость. Утром я приду за вами – на рассвете, сразу после хвалитн. Будьте готовы отправляться в путь.

Стоило мессиру Сабортезе скрыться за дверью, англичанин немедля вцепился в сверток, убедившись – клинок, который он считал навсегда утраченным, вернулся обратно. Компанию ему составляла длинная, тяжелая клеймора в потертых ножнах, с выгравированной на полукруглой гарде фамильным именем владельца.

– Смотри-ка, Джейль побрезговал твоим ненаглядным чудовищем, – съязвил Гай. – А я-то думал, непременно прихватит с собой. В Византии, небось, таких никогда не видывали. Редкость неслыханная!

– Зато фибулу прибрал. Семейную ценность, между прочим, – раздраженно буркнул кельт, разъяснив: – Не побрезговал, а побоялся тащить с собой приметные вещи. Вдруг на воротах привяжутся, откуда у него такой меч да где он его достал?