Книга Вся жизнь перед глазами - Лора Касишке

Так было всегда.

Диана решила, что первым делом очистит мусорную корзину у стола, переполненную разорванными и скомканными листами из блокнота. Но прежде чем приступить к делу, села в рабочее кресло мужа и оглянулась. Провела рукой по ящику, в котором он хранил ручки, калькулятор, кассеты фотопленки и коробки скрепок.

Она выдвинула ящик и заглянула внутрь.

Там никогда не было особенного порядка, но это были его вещи. Рулетка, пара ножниц.

Она закрыла дверь и придвинула стул поближе к столу, заваленному бумагами и книгами. Большинство из них были старыми, даже ветхими, а некоторые просто разваливались на части. Там были книги на итальянском и на староанглийском. По крайней мере три из них были на латинском, а одна, кажется, на греческом.

Диана сдвинула книги, под которыми лежал блокнот. Знакомым и любимым почерком, с длинными петлями, рваным, как будто нервным, как всегда, черными чернилами, было написано:

«Совесть — это голос Бога в природе и сердце человека»…

Наверху страницы стояла дата — вчерашнее число. Наверное, подумала Диана, он уже начал готовиться к лекции.

И тут она сообразила, что ему подарит.

Даже вспомнила лавку, в которой делают гравировку на стеклянных кружках или пепельницах. «Счастливые минуты жизни». Магазин оригинальных подарков. Несколько лет назад она уже дарила ему бокал с памятной надписью: «Мужчине, которого я буду всегда любить, в день его пятидесятилетия».

Надо просто подобрать к нему пару и выгравировать поздравление с удачной лекцией.

Она вырвала из блокнота листок.

Блики

Солнце выглянуло из-за туч. В саду сверкали лужи, над ними поднимался пар, и свет дробился в них на тысячи отблесков. Было тепло и сыро, но небо после дождя очистилось. Настоящий летний день. Прачечная погода, как говорил Пол.

Ромашки, прибитые дождем к земле, выглядели жалко. Диана не могла понять, почему она их так не любит. Наверное, они просто слишком уж разрослись. Она их выкапывала и пересаживала на солнечную сторону, за гараж, где уже отцвели тюльпаны, и пора было выкапывать луковицы. На следующий год цветы будут сменять друг друга без перерыва. Диана не считала себя опытным садоводом, но достаточно внимательно следила за ростом растений и уже разбиралась, когда и что надо сажать, чтобы с мая по сентябрь участок утопал в цветах.

Разумеется, ромашки ни в чем не виноваты. Просто их слишком много. Помятые дождем и ветром, они уже распрямлялись, поворачивая головки к солнцу.

Она посмотрела в другую сторону и увидела соседку, Риту Смит, подстригавшую у себя в саду кусты форсинтии. Она делала это каждый год, как только увядали желтые цветы. Вся земля вокруг нее была усеяна ветками и листьями.

Диана помахала ей рукой, и Рита слабо махнула в ответ. Ни та ни другая и не подумали улыбнуться друг другу. Они вообще почти не разговаривали. После того дня, когда Тимми разорил в Ритином саду нору с крольчатами.

«Это же Тимми, — пыталась объяснить Диана. — Он ведь кот».

«Тимми, — отрезала Рита, ровесница Дианы, но без детей и без мужа, зато с избытком веса, — надо держать в доме, где он не сможет убивать невинных беззащитных существ».

Тимми нельзя запирать в доме, стояла на своем Диана. Он дворовый кот. К тому же старый. Слишком поздно ему менять привычки.

«Держите своего кота подальше от моего участка», — грубо оборвала разговор Рита. Ее лицо с отвисшим вторым подбородком побагровело от злости.

Диана пожала плечами и покачала головой. Как она запретит Тимми бегать по Ритиному саду? Не на поводок же его сажать. А сама она не в состоянии уследить за тем, где он болтается.

Но вскоре все это потеряло значение. Почти сразу после скандала с Ритой Тимми начал быстро стареть. Если он и выползал на улицу, то добирался до ромашек и лежал там, часто и прерывисто дыша.

Потом он умер.

Но соседка затаила на Диану обиду.

И вот Тимми вернулся. Диана перехватила неодобрительный Ритин взгляд на ее короткую джинсовую юбку, открывающую длинные и гладкие стройные ноги, и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

Да провались ты, корова жирная, подумала она.

Они поехали к магазину.

В разгар рабочего дня в нем было полупусто. На улице в светло-голубом, словно выгоревшем, небе сияло солнце — высокое, пламенеющее, затопившее золотым светом всю округу — улицы и машины, на каждом повороте щедро рассыпавшие мириады солнечных зайчиков.

Внутри магазина летний день обращался в карикатуру. Журчала вода, разбиваясь о камень. В прохладном кондиционированном воздухе плыла приглушенная мелодия флейты. Лампы дневного света, яркие, как в операционной или мертвецкой, слепили глаза неживой белизной.

В подвале школы Бриар-Хилл располагалось особое помещение для сбора подлежащего переработке мусора, и каждый ученик был обязан раз в неделю приносить туда набитые доверху мешки. Все — и девочки, и мальчики — по очереди дежурили в этой холодной и одновременно душной каморке, в которой было полно неподвижных жирных мошек. Словно мумифицированные или примороженные, они лежали с растопыренными крылышками, распластавшись на картонных коробках и связках газет — то ли дохлые, то ли просто в спячке.

Интересно, что им снилось?

Может, как раз этот огромный пустой магазин?

Девочки в своих шортах, слишком открытых топиках и в сандалиях на босу ногу чувствовали себя чуть ли не голыми. Им было неуютно. Каблуки громко цокали по линолеуму, и было непонятно, куда двигаться в этом безразмерном пространстве, напоминающем склад. Подружки бесцельно бродили с места на место.

Полки ломились от дешевого барахла, какого у каждой имелось в избытке. Трикотажные майки, теннисные тапочки, джинсовые юбки, джинсы.

Мягкие игрушки, настольные игры, диски, духи, губная помада, циркониевые серьги.

Продавцы откровенно скучали. Им хотелось на воздух, на солнышко, в настоящий мир. Они стояли и наблюдали, как девочки обходят ряды, щупают тряпки и смеются. Ясное дело, они ничего не собирались покупать.

— Пошли отсюда, — не выдержала одна.

Вторая хмыкнула, развернулась и побежала к выходу.

Скользя по натертому полу, они домчались до стеклянных дверей и наконец оказались в реальном мире.

— Вот жуть-то, — заводя машину, сказала одна.

Вторая включила радио:

— Господи, как хорошо опять вернуться в настоящую жизнь.

Отъезжая, они смеялись.

Квартал вокруг студенческого городка с его изобилием ресторанов, книжных магазинов, одежных бутиков, кафе и крошечных забегаловок был почти безлюдным.

Наступили каникулы, и большинство студентов разъехалось кто куда — кроме тех, кто посещал летние курсы или работал поблизости. Диана больше всего любила Бриар-Хилл именно в эту пору. Прекрасная погода, все в цвету, и при этом тихо, никакой суеты. Немногие оставшиеся студенты спокойны и деловиты: девушки в длинных юбках, парни в обрезанных джинсах, почти все с длинными волосами, почти все курят ароматизированные сигареты с гвоздикой. Вот и сейчас как раз парочка таких запускали на лужайке перед общежитием тарелочку. Оба были без маек, и их голые торсы лоснились на солнце. Достаточно взрослые, чтобы, например, отправиться на войну, они с самозабвенным удовольствием играли под солнцем цвета топленого масла в детскую игру, носились и подпрыгивали, наперегонки стараясь ухватить носимый легким ветерком кружок из цветной пластмассы.