Книга Грани матрицы - Евгений Гаркушев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно. Я буду с вами все время, Евгений, Замечательно!
– Ты хотела что-то спросить у меня. Спрашивай.
– Скажите, а в ваше время дрались на дуэлях? Я не удержался и рассмеялся.
– Только по взаимному согласию. Дуэли назывались «выйти поговорить». И дрались на кулаках. Иногда с применением холодного оружия. У бандитов были еще «разборки». На них стреляли из автоматического и полуавтоматического оружия. Бывало, и гранаты в ход шли.
– Вам доводилось участвовать в разборках? – жарким шепотом спросила девушка.
– Так я ведь не бандит. В людей не стрелял.
– А могли бы?
– Отчего бы и нет? Если, конечно, возникнет насущная необходимость…
Надя зашевелилась под своим одеялом.
– Как оно было – жить больше пятидесяти лет назад?
– А как оно – жить пятьдесят лет спустя? – улыбнулся я. – Сейчас что, не осталось людей, которые жили пятьдесят лет назад?
– Они все старые. Старели сами, вместе с ними старели и воспоминания. Они – такие же, как и все мы. Нам нужен свежий человек…
– Для того, чтобы охранять объект? – уточнил я.
– И для этого. – Девушка мечтательно вздохнула. – Мы что, так и будем шептаться через всю комнату?
– Перебирайся ближе, если хочешь, – предложил я.
Надя тотчас поднялась и подошла. Я ожидал ее с некоторым содроганием. Девушка присела на край кровати. Одета она была в очень строгую пижамку.
– Можно мне прилечь? – спросила Надя после минутного колебания.
– Естественно.
Я подвинулся к стене, и девушка легла поверх одеяла. Я аккуратно пододвинул ей руку под голову:
– Так хорошо?
– Вполне, – довольно мурлыкнула она. – Скажи, ты чего-нибудь боишься?
– Сейчас?
– Глобально.
– Я много чего боюсь, – ответил я.
– Никогда бы не подумала. И чего же?
– Зачем рассказывать о страхах? Думаю, нас могут слушать.
«Да и ты можешь сыграть на этих страхах, – пронеслась мысль, которую я не торопился высказать вслух. – Ведь то, что ты лежишь рядом и дышишь мне в ухо, не означает, что ты не предашь меня. Точнее, ты не можешь предать меня по той простой причине, что у тебя нет передо мной обязательств».
– А смерти? Ты боишься смерти?
– В разное время – по-разному. Иногда – нет. Иногда становится очень не по себе, когда понимаешь, что когда-то тебя не будет. Впрочем, в любой душе теплится надежда, что она пребудет всегда…
– Ты мог бы убить человека? – прошептала Надя. – Делал это когда-нибудь?
Направление нашего разговора не нравилось мне все больше.
– Мог бы. Наверное. Но не хотел бы. Не делай другим того, чего себе не желаешь.
– А женщины? Какие тебе нравятся женщины? Я опять улыбнулся. В темноте этого, конечно, не было видно.
– Худые, с чувственным ртом, большими глазами и короткой стрижкой с прядями волос разной длины. Те, что носят форму.
Конечно, я сказал неправду. Но, похоже, Надя этого не поняла. Просто сравнивала себя с нарисованным мной портретом. Получалось на удивление похоже.
– В самом деле? А другие? Например, пышногрудые блондинки?
– Давай, я не буду отвечать?
– Тогда надо спать, – прошептала девушка.
– Ты не хочешь под одеяло?
– Мне жарко. Я посплю так.
И девушка расслабилась, дыша мне в ухо. Это было приятно и слегка возбуждающе, но никаких безрассудных шагов я предпринимать не стал. И тоже попытался заснуть. Что было не так-то просто в сложившейся ситуации.
* * *
Утром, после душа и завтрака, меня впервые вывели из бункера. Точнее, из самой охраняемой его части. Поднявшись на пару этажей, мы с Надей и полковником Мизерным очутились в большом конференц-зале. Воздух здесь был свежим – кондиционеры работали в полную силу. На дальних креслах сидели двое крепких вооруженных сержантов – как я понял, на тот случай, если я поведу себя неадекватно. Отчего-то все они меня боялись. Полковник Мизерный относился ко мне настороженно и с некоторым воодушевлением. Лейтенант Полякова вела свою, ведомую только ей игру. А других людей я видел лишь издали. Тоже, наверное, мера предосторожности. Все они были в форме.
– Правительством мне поручено вести с вами переговоры, – заявил полковник. – Я также уполномочен заключать с вами любые договоры. Имейте в виду, что наша беседа записывается – я честно предупреждаю вас об этом.
Надя устроилась на другом конце большого овального стола, забравшись в кресло с ногами. Наверное, военной она действительно не была. Или в нынешней армии царили вольные порядки. Впрочем, по полковнику этого не скажешь.
– Полагаю, вообще все, что я говорю и делаю, тщательно записывается, – усмехнулся я.
– Такие действия со стороны обслуживающего персонала были бы явным нарушением конституционных прав гражданина, – истово проговорил полковник.
– Но, тем не менее, разве это не так?
– Конечно, нет, – не моргнув глазом, ответил полковник.
Уверен, он говорит так для официальной записи. Уголки губ Мизерного разошлись в легкой улыбке. Собственно, чему он радуется? Будто бы я сообразительный ученик. Его ученик.
– Приступим, – кивнул я. – Расскажите, что вы мне предлагаете.
– Заняться охраной термоядерной электростанции. Совместно с нашими зарубежными коллегами. ГигаТЭЦ – так называется эта станция – очень важный объект. Особенно в последнее время. То есть она всегда была важным объектом, но сейчас мы ждем провокаций. И нападений.
– С чем это связано?
Мизерный нахмурился, словно бы я не понимал очевидных вещей и его это раздражало. Или он досадовал на себя за не очень четкое изложение мыслей.
– Причины разные. Споры о выборе места для строительства еще одной станции, гораздо более совершенной. Вопрос по составу акционеров будущего строительства и квотам распределения энергии. И, в конце концов, обычная активизация террористов. С ними это бывает. Можно сказать, сезонное явление. Как беспокойство у котов в марте.
– Бывает, – кивнул я, размышляя. – Только почему вы решили обратиться ко мне? Как я уже заявлял, я не специалист. Умею стрелять, в молодости занимался боксом и дзюдо. На этом мои боевые навыки заканчиваются. Даже в армии я не служил. Не лучше ли привлечь специалистов? Полковник поморщился:
– Вы сами не представляете, от какого выгодного предложения отказываетесь!
– Я не отказываюсь. Кое-что уточняю. Браться за работу, будучи не в силах ее выполнить, по меньшей мере безответственно. А за такую важную – просто преступно.