Книга Городские ведьмы - Юлия Перевозчикова

– Врешь. Не ревновать ты не можешь.

– Вру немного, но в остальном-то правда!

– Правда, правда… Так чего ты хочешь? Больше не любить?

– Нет, этого не хочу. Зачем? Что у меня есть кроме этой любви? Я не понимаю, кто я ему. Любимая сексуальная игрушка?

– Ты бредишь.

– Нет, не я. Жена Сашкиного приятеля меня так назвала.

– Вот так взяла и назвала?

– Представляешь, да! Я уже неделю эту фразочку перевариваю! Приехали мы с Федькой любимого навестить, а они с корешем и подругой его верной Людой, в паспорте зафиксированной, в отличие от меня, водку пьют. Посидели. Я водку не люблю, да и кровиночка был соплив слегка. Посидели-посидели и домой засобирались. Я, честно, не в восторге от того, что Федора взяла. Друзья Орла во хмелю не шибко хороши. Леха ничего, нормальный, а вот половинка его… М-да… Сомнительное зрелище для ребенка. Сашка сам понимал и не удерживал. Так вот, в дверях Людочка нас спрашивает: «А что это вы так рано уходите?» – «В сад с утра, да Федька простужен», – говорю, а Людмила бровки поднимает и вопрос задает, по мне, довольно странный: «А чего тогда приезжали?» Я удивилась, но спокойно отвечаю: «Навестить. Ты нас за кого держишь-то?» И девушка, ничуть не смущаясь, отвечает: «Тебя – за любимую сексуальную игрушку нашего дорогого друга. А Федор, понятно, – сын». Я аж задохнулась и вышла на лестницу, чтобы в морду не дать. Хорошо, что Федька маленький, не врубается в эти тонкости, не стал меня спрашивать про сексуальные игрушки. Может, просто не расслышал. Он у меня задумчивый.

– А Сашка слышал?

– В том-то и дело, что нет! Люда все исподтишка делает. Скажет гадость – я заведусь и начну ее покусывать. Тут сразу – Наталья плохая, Наталья агрессивная. А что меня только что в сторонке с дерьмом смешали, никто и не заметил.

– Думаешь, все дело в штампе в паспорте?

– Нет, не думаю. Мне всегда было безразлично, есть он или нет. И сейчас безразлично. Даже лучше без него. Дело в том, как он меня действительно воспринимает. Может, Людочка права?

– Брось, Сашка не раз говорил, что неплохо жить вместе.

– Знаешь, он и про ребенка говорил, а когда я Федором забеременела, думала, он меня бросит.

– Не бросил же.

– Не бросил. Только я этот страх до сих пор забыть не могу. И, мне кажется, не забуду. Я с тех пор, как его знаю, придерживаюсь теории: «Лучше не иметь, чем потерять».

– И что, удачно? Счастлива?

– Нет. У меня все равно нет никого дороже Сашки. Федор должен быть, но по правде нет. Так же дорог, а может, и меньше. Очень люблю сына, а все равно не заменит… Дело, скорей всего, во мне. Я не умею быть ни счастливой, ни любимой. Хочу научиться – и не получается. Вот ты была счастлива с мужчиной?

– Была. Я со всеми мужчинами счастлива.

– Вот видишь! А у меня с одним не получается!

– Ну не ври! Можно подумать, ни одного счастливого дня не выпадало!

– Выпадало. И день, и вечер. И неделя. Неделя, кстати, максимум. Я другое хочу понять – как сделать, чтобы не один день? Как? И я ведь не могу сказать, что мне плохо, нет, мне нормально!

– Ну, если нормально, зачем ты ко мне пришла?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Хотя… есть у меня одна вещица! Кажется, она для тебя…

Таня достала из красивого старинного комода большую и даже на вид тяжелую старую шкатулку из темного дерева. Даже не шкатулку, а короб или ларец. Поставила на стол. Наталье показалось, что от ларца веет жаром, как от свежеиспеченного хлеба или от протопленной, уже прогоревшей печки… Татьяна откинула крышку, открыла ее и достала откуда-то из глубины маленькое круглое зеркало. Старое, без оправы. Простое, такие раньше водились в каждой косметичке. Сейчас карманные зеркала поинтересней. Протянула Наталье:

– Бери.

Слегка оробев, Сажина протянула руку за подарком. Чутье, да что чутье, обычная логика подсказывала, что не станет Татьяна Вешкина хранить в таком месте обычное зеркальце. Вздрогнула, когда зеркальце опустилось в ладонь:

– Оно что, живое?

Таня улыбнулась:

– Бери, не бойся. В этом мире все живое.

Наталья робко заглянула в ртутно-блестящее оконце. Надо же, ничего особенного: ее, родная до боли, физиономия с синяками под глазами от бессонной ночи. Только показалось, что где-то над головой в отливающих рыжиной волосах мелькнула ухмыляющаяся мордочка саламандры в шапочке, что сотворила (или вызвала) безумная Феоктистова…

– Да смотри-ка, и вправду саламандра! – Таня через плечо заглянула в зеркало. Кто это тебе такое чудо подарил?

– Ольга Феоктистова – велела дорогу расчищать…

– Царский подарок! Хорошая Ольга ведьма, жаль, характерами не сошлись. Надо же, только в зеркале и видно, ловко пряталась шельма!

– А что это за зеркало, Таня? Что с ним надо делать?

– Волшебное, как ты догадалась. А делать, упаси бог, ничего с ним не надо. Смотрись в него изредка и все. И потихоньку найдешь свою «точку сборки». Точнее, «точку счастья».

– Как ты его сделала?

– Случайно. Однажды из кармана выпало в один очень волшебный момент.

– Расскажи.

– Рассказать? – Татьяна задумалась.

Рассказать? …В то последнее лето Зинаиды Никифоровны, когда она уже с трудом вставала с постели, Таня приехала сразу, как только позвонили соседи. Баба Зина неузнаваемо постарела, казалось, с октября, когда они последний раз виделись, прошло не несколько месяцев, а как минимум десять лет.

– Удивляешься? Ведьмы стареют, когда срок придет… Срок мой пришел, Танечка…

– Так рано же еще! Вам и лет-то всего ничего…

– Это мне по бумагам лет мало, бумаги выправить всегда можно. Я когда здесь в пятидесятом поселилась и Мишеньку встретила, мне уже сорок годков, вот и посчитай, сколько сейчас… Так-то… Ты и сама небось думаешь, что такая молодая оттого, что спортом занималась?

– Ну да, что-то в этом роде…

– Нет, девочка моя, не все так просто. Сделай мне отвар, сегодня в Купалу поведу тебя в лес.

– Вам нельзя вставать.

– Не говори глупостей! Чтобы ведьма свою последнюю Купальскую ночь дома лежала! Да и надо мне. Пора тебе и колдовское, и людское отдать. Мне уже обуза. Иди, сделай отвар. Не стой столбом.

…Чуть-чуть зарозовевшаяся от отвара Зинаида Никифоровна не торопясь пьет его из блюдечка. Мелкие капельки пота выступили у нее на лбу над бровями…

…Медленно, опираясь на Танино плечо, бредет вдоль ледяного ручья по едва приметной тропинке… На Тане только легкий сарафан на голое тело. Так велела одеться баба Зина. Комары жутко жужжат рядом, но не кусают… Большая светлая нетоптанная поляна, незнакомая даже Татьяне, а ведь она, казалось, избегала этот лес вдоль и поперек в жадные Купальские ночи… А ночь стоит тихая… Пожилая ведьма достает из кармана какой-то сверток… Таня сбрасывает сарафан, из кармана выпадает зеркало, падает на траву… Таня разворачивает сверток и берет маленькую деревянную плашку с нацарапанным на ней отпечатком волчьей лапы… Ее швыряет на землю, в зеркале отражается изумленная морда с желтыми глазами… Потом лес, запахи, тропы, кувырок – хлопанье черно-синих крыльев и высокое-высокое небо…