Книга История с привидениями - Питер Страуб

— Да. Скажите, что я сам позвоню ей, как только смогу.

Сирс был в какой-то лихорадке. Когда Рики вышел в холл, его компаньон уже надевал шляпу. Рики схватил в охапку пальто и вышел за ним.

— Бред какой-то, — сказал Сирс. — Разве можно верить Омару Норрису хоть в чем-то, кроме бурбона и снегоочистителей?

Рики положил руку ему на плечо.

— Погоди, Сирс. Джон действительно мог убить себя, — он еще не мог до конца поверить в это и видел, как Сирс пытается не дать поверить в это себе. У него не было никаких других причин идти на мост, особенно в такую погоду.

— Если ты так думаешь, то ты тоже идиот, — упрямо сказал Сирс. — Тебе что, казалось вечером, что он может покончить с собой?

— Нет, но…

— Никаких «но». Нужно пойти к нему и все узнать.

В приемной они столкнулись с молодой девушкой с темными волосами и точеным лицом.

— Сирс, нам некогда. Леди, я же просил вас зайти завтра.

Она отступила на шаг и сказала:

— Ева Галли была моей теткой. Я ищу работу.

Миссис Куэст отвернулась от девушки и стала звонить Стелле. Девушка изучала рисунки на стенах, которыми Стелла два или три года назад заменила эстампы Одюбона.

"Нет, — воскликнула Стелла, услышав новость. — Бедная Милли!

Конечно, это горе для всех, но нужно что-то сделать для Милли". Положив трубку, миссис Куэст подумала: «Боже, как здесь темно, как в аду, нужно скорее зажечь свет и бежать отсюда», — но потом все снова приобрело свой нормальный вид. Она тряхнула седой головой и потерла глаза. Ее очень удивило, что мистер Джеймс сказал девушке: «Если хотите, приходит завтра, и мы подыщем вам какую-нибудь секретарскую работу». Какого черта ей тут нужно?

То же подумал и Рики, глядя на Сирса. Секретарскую работу? У них была секретарша, а всю печатную работу выполняла Мейвис Ходж. Еще одному работнику здесь просто нечего делать. Конечно, на Сирса повлияло именно это имя — Ева Галли, произнесенное с каким-то особенным вкусом… Сирс внезапно ощутил жуткую усталость, и на него разом навалились видения: и Фенни; Бэйт, и Элмер Скэйлс с его овцами, и смерть Джона (он сиганул). Рики заметил это.

— Да-да, приходите завтра, — сказал он, глядя на ее привлекательное лицо (более чем привлекательное); он знал, что в этот момент Сирсу меньше всего хочется вспоминать Еву Галли. Миссис Куэст с ужасом смотрела на него, и он велел ей записывать всех, кто будет звонить — просто чтобы что-то сказать.

— Я слышала, умер ваш хороший друг, — сказала девушка Рики. — Извините, что я пришла так не вовремя.

Он еще раз поглядел на ее лисьи черты, прежде чем повернуться к двери, — Сирс с белым лицом застегивал пальто, — и вдруг ему пришло в голову, что Сирс прав, что эта девушка тоже часть головоломки, в которой нет ничего случайного…

— Может, это даже не Джон, — сказал Сирс в машине. — Хардести такой болван, что не удивлюсь, если он просто поверил Омару Норрису, — тут он умолк: они оба знали, что это не так. — Черт, как холодно.

— Холодно, — согласился Рики, и вдруг у него вырвалось: — Хотя бы Милли не будет голодать.

После этого они замолчали окончательно, словно смирившись с тем, что Джон Джеффри действительно прыгнул с моста и утонул в замерзающей реке.

Когда они взяли Хардести и приехали с ним в тюремную камеру, где лежал труп до прибытия машины из морга, они увидели, что Омар Норрис не ошибся. Это был Джон.

Его редкие волосы прилипли к черепу, губы посинели — он был точно таким, как во сне Рики.

— О, Господи, — прошептал Рики.

Уолт Хардести ухмыльнулся и сказал:

— Нам нужно не это имя, мистер адвокат.

Он вручил им большой конверт, где они рассчитывали найти хоть какие-то объяснения гибели Джона. Но предметы, извлеченные из его карманов, ничего не говорили. Расческа, запонки, шариковая ручка, монеты — Сирс разложил все это на переднем сиденье старого «бьюика» Рики.

— На записку надеяться было глупо, — сказал он, откидываясь на спинку сиденья. — Черт, чувствуешь себя каким-то загнанным зверем. Хочешь оставить что-то себе или отдадим все Милли?

— Может, Льюис захочет взять запонки.

— Льюис. Нужно сказать ему. Может быть, вернемся в офис?

Они сидели в машине Рики. Сирс достал из дипломата длинную сигару, отрезал кончик и без обычного ритуала оглядывания и обнюхивания сунул в рот. Рики безропотно приоткрыл свое окошко: он знал, что Сирсу сейчас нужно покурить, но не выносил запаха дыма.

— Господи, Рики! Джон мертв, а мы с тобой говорим о запонках.

Рики завел машину.

— Поедем на Мелроз-авеню и чего-нибудь выпьем.

Сирс сунул всю патетическую коллекцию обратно в конверт и запихнул в карман пальто.

— Езжай осторожнее. Видишь, опять снег.

Рики включил фары, зная, что Сирс скажет и об этом.

Действительно, в воздухе кружили редкие снежинки. Серое небо, висящее над городом все последние дни, уже почти почернело.

— Последний раз такое было…

— Когда я вернулся из Европы. В сорок седьмом году.

Ужасная была зима.

— И еще в двадцатых.

— Да, в двадцать шестом. Снег чуть ли не закрывал дома.

— Многие умерли. Моя соседка умерла в этом снегу.

— Кто это?

— Ее звали Виола Фредериксон. Застряла в машине и замерзла. Они жили в доме Джона.

Сирс опять тяжело вздохнул, пока машина проезжала мимо отеля. На фоне его темных окон парили белые хлопья снега.

— Рики, у тебя окно открыто. Ты что, хочешь нас заморозить? — он поднял руки, чтобы поднять воротник, и тут заметил торчащую в пальцах сигару. — О, извини. Привычка.

Он открыл собственное окошко и выбросил туда потухшую сигару.

Рики думал о теле Джона, лежащем в холодной камере; о его синей коже и прилипших ко лбу волосах, о том, как сказать об этом Льюису.

— Не понимаю, почему до сих пор нет вестей от племянника Эдварда, — сказал Сирс.

Снег прекратился, и улица перед ними сразу приобрела какой-то странный вид. Она будто светилась — не желтоватым светом электрического освещения, а белым призрачным мерцанием, выхватывающим из темноты то ограду, то кусок стены, то нагие скелеты кустов. Этот бледный мертвенный оттенок напомнил Рики лицо Джона Джеффри.

Небо с проносящимися по нему облаками было совсем черным.

— Но что случилось, как ты думаешь? — спросил Сирс.

Рики свернул на Мелроз-авеню.

— Не хочешь сначала заехать к себе домой?

— Нет. У тебя есть какие-нибудь догадки?