Книга Первая жертва - Бен Элтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Верно замечено. Знаете, я об этом не подумал, а ведь я тайный агент! Ну я и кретин, верно? Мы собирались придумать вам новое имя завтра. Кто ваш любимый автор?
— Шекспир.
— Слишком броско. Как насчет Марло?
— Подойдет.
Кингсли расписался как Кристофер Марло и взял фунт.
— Вы ведь знаете, что Кристофер Марло был шпионом? — спросил Шеннон на прощанье.
— Он был еще и поэтом, — ответил Кингсли, — а я не шпион и не поэт.
— Я же говорил, в наши дни все до единого поэты.
Проверив расписание поездов до Лондона, Кингсли для начала узнал, как добраться до библиотеки. Было чудесно снова стать хозяином себе и прогуляться по тихим улицам английского порта. Конечно, он по-прежнему переживал о семье, которой сообщили, что он погиб, но все же был рад хоть немного отдохнуть от дьявольской чехарды, в которую в последнее время превратилась его жизнь.
Он нашел библиотеку, старый особняк, памятник викторианской жажды к общественному образованию, и вошел в ее безмолвный зал. Людей было очень много: все сидели в благоговейной тишине, согнувшись над книгами или свежими газетами, прицепленными к длинным деревянным палкам. Кингсли удивился количеству посетителей и решил, что, возможно, среди нынешнего ужаса и безумия люди ищут успокоение в мудрости прошлого. Разумеется, он увидел много черных вуалей и траурных повязок на рукавах. Кингсли был особенно тронут и опечален, когда увидел такие же повязки у детей не старше восьми или девяти лет, которые тоже молча сидели и читали. Одна девочка читала «Веселые приключения Бруинов» — популярный комикс о пансионе для животных, который должен был рассмешить ее или хотя бы вызвать улыбку, но, проходя мимо нее, инспектор увидел, что она плачет. Мать девочки сидела рядом, тоже на детском стуле. К ее изношенному платью была пришита черная креповая лента, а на коленях лежал журнал, но она его не читала; она смотрела перед собой, нежно гладя девочку по голове. Кингсли подумал, носит ли Агнес черное, и что она сказала Джорджу, и сказала ли что-нибудь вообще.
Он нашел пустой стол и присел. Он собирался написать письмо Агнес, которое попросил бы передать ей в случае своей смерти. Но, как ни старался, ничего не мог придумать. Он понятия не имел, что с ним станет, и поэтому не мог объяснить ей, почему ее так жестоко обманули. А что до прошлых событий — все, что можно было сказать, уже было сказано. Она выключила его из своей жизни раз и навсегда. Даже не пошла на его похороны.
Кингсли задумался о печальной гибели виконта Аберкромби. Правительство хотело, чтобы он расследовал его смерть. Именно его смерть хотя бы на некоторое время продлила жизнь Кингсли.
Он начал искать заметки о смерти Аберкромби в газетах. Экземпляры центральных газет хранились в библиотеке не больше двух дней, но были все прошлые выпуски местного журнала. Там сообщались весьма приблизительные подробности гибели героя — говорилось, что Аберкромби погиб в бою:
ГЕРОЙ ПОГИБ
С величайшим прискорбием мы вынуждены сообщить о гибели виконта Алана Аберкромби, двадцатипятилетнего кавалера ордена «За боевые заслуги», единственного сына графа Аберкромби, парламентского организатора тори в палате лордов. Благодаря боевым заслугам и знаменитым патриотическим стихам виконт превзошел славой своего выдающегося отца. Еще в Оксфорде он написал цикл стихов «Тропинка и деревня», получивший очень высокие отзывы. Самую известную его часть, «Крикет на траве и чай», сравнивали со знаменитым «Грантчестером» Брука, воскрешающим в памяти Англию, за которую мы все сражаемся. Аберкромби добровольно поступил на военную службу в 1915 году (приступ плеврита не позволил ему сражаться в первый год войны) и впервые участвовал в военных действиях у Лос, где повел своих людей в героическое наступление под пулеметным огнем немцев. Годом позже, когда ему уже было присвоено звание капитана, за битву на Сомме он получил орден «За боевые заслуги». Он был награжден за спасение раненого товарища из-под обстрела. Виконт Аберкромби опубликовал два сборника патриотических стихов, которые служили огромным утешением и для военных, и для гражданских лиц и зачитывались на многих концертах для призывников. Но прежде всего он запомнился своим стихотворением «Да здравствует Англия», навеянным «Солдатом» Руперта Брука. «Да здравствует Англия» было положено на музыку мистера Айвора Новелло и по популярности не уступало знаменитому «Храните домашнее тепло» Новелло. Капитан Аберкромби погиб в бою, он умер, как жил, героем. Мы приводим здесь широко известное произведение Аберкромби:
Да здравствует Англия. Дом и очаг.
Долина, тропинка, и луг, и овраг.
Усадьба и хутор, и берег морской,
Крикет и охота, церковный покой.
Да здравствует Англия. Пусть же твой дерн
Покроет то место, где я погребен.
Но если паду на чужой стороне,
Сраженный штыком и гранатой, пусть мне
«Да здравствует Англия!» впишут на крест,
Чтоб жертву мою было видно окрест.[2]
Как ни старался Кингсли, при всей своей резкости не лишенный сентиментальности, он не мог увидеть в этом отвратительном стихотворении ничего, кроме юношеской ерунды. Ему было жаль молодого человека и его семью, он восхищался его храбростью, но, по его мнению, Англия потеряла не поэта.
Мысли Кингсли обратились к капитану Шеннону. Почему в этом деле участвует СРС? Он подозревал, что ее роль не так проста, как утверждал Шеннон.
Мысли о Шенноне напомнили Кингсли о его планах на этот день и вечер. Кингсли было жаль девушек, которые попадутся Шеннону на пути; ни один родитель не пожелал бы своей дочери такого ухажера. Кингсли подумал о Виолетте, юной официантке из гостиницы «Мажестик», которой едва ли исполнилось семнадцать. Ему вдруг стало страшно. Кингсли вспомнил, как жестоко Шеннон обошелся со стариком на пирсе. Он вспомнил, что ответил ему Шеннон на вопрос о том, уверен ли он в своем успехе у женщин: «А если они не пойдут мне навстречу, мне просто придется найти способ их убедить, верно? Поверьте, если я хочу уложить девчонку, я обязательно ее уложу».
Тогда Кингсли не придал этим словам значения, но теперь задумался. Взглянув на часы, выданные утром вместе с одеждой, он увидел, что уже почти три часа. Он поднялся и поспешно вышел из библиотеки.
Неплохо разогревшись в пансионате с гибкой пьереткой, которая и впрямь знала, что к чему, Шеннон снова вышел на набережную и направился к гостинице «Мажестик». Кровь в нем играла, походка стала расслабленнее, но шел он так же быстро, и взгляд был такой же наглый. Он без извинений расталкивал прогуливающихся граждан. Его улыбка напоминала скорее ухмылку или оскал. Он вышел на охоту.
Виолетта ждала его у гостиницы. Шеннон мгновенно преобразился, надев маску элегантной беспечности.
