Книга Ну и дела! - Марина Серова

Отвратительная скандинавская погода — это как раз то, что мне сейчас нужно.

Глава 11

Через два дня я наконец решила: все, хватит спать и вообще валяться в постели.

Вернувшись домой после той гаражной «разборки» между Когтем и Сапером, я чуть не свалилась без сил прямо в коридоре. Единственное, на что у меня хватило сил, — принять душ.

Из ванной я еле доползла до своей любимой необъятной кровати и двое суток прожила на ней, практически не вставая. На меня навалилась такая апатия, что не то что рукой или ногой, мозгами шевелить не хотелось.

Первые сутки я проспала, потом кое-как проковыляла на кухню, благо холодильник у меня никогда не пустует, что-то съела, не обращая внимания — что, и опять уснула.

Несколько раз звонил телефон, долго и упрямо, но все, на что я оказалась способна, заключалось во фразе: «Да идите вы все…»

Потом я проснулась. Оттого, что спать уже было невозможно.

Я пыталась вспоминать свои сны, но в моих мозгах плавали лишь какие-то мутные образы, обрывки фраз, какие-то незнакомые лица, кто-то куда-то уходил, приходил, куда-то меня вел… В общем, ничего я не вспомнила.

С большим трудом я восстановила лишь один эпизод. Наш губернатор-реформатор вручал мне в сборочном цеху авиазавода именной гаечный ключ невероятных размеров и говорил многозначительно и угрожающе: «Смотри, Иванова, не подкачай. На тебя весь Тайвань смотрит». Весь цех действительно был заполнен каким-то узкоглазым и малорослым народом. Яблоку упасть негде было. А может быть — банану? Что у них там на Тайване растет?

Зато я очень хорошо вспомнила тот сон, что приснился мне после первого разговора с Сапером, когда он «косил» под Когтя и нагружал меня заданием ликвидировать самого себя. Я вспомнила, что стреляла тогда в ту голову дракона, которая была Когтем, но пуля в последний момент полетела все же в голову Сапера. Причем именно в голову, хотя и не помню, попала ли я в лоб.

«Интересно, — подумала я, — можно этот сон считать вещим?»

«Считай, если охота, — ответила я сама себе. — Если бы я только о сне думала, сейчас бы не Сапер, а я лежала в морге с дырой в башке и оставшейся половиной черепа. Сны снами, а прежде всего головой соображать надо».

А потом я думала об Ольге Николаевне.

Она пережила смерть своего Димы десять лет назад. Если кто-то и мог помочь Саперу, Дмитрию Сапелкину, освободиться от мучившего его внутреннего «родства» со своим одноклассником Когтевым, то только она, Ольга Николаевна. Да она, собственно, сделала все, что могла. Походы с ножом на Когтя — это, конечно, детские глупости. Ее врагом был не Коготь, а сам Дима.

Я поймала себя на том, что думаю о Сапере, убитом Когтем в своем гараже, и Дмитрии Сапелкине из рассказа Ольги Николаевны как о двух разных людях.

С Сапером все ясно. Он уже никогда бы не смог стать другим, «уйти» от Когтя. Ему оставался только один путь к самому себе, тот, по которому он и отправился.

А вот Дмитрий Сапелкин, тот умер не три дня, а восемнадцать лет назад, в то лето после окончания школы, когда отказался от своей Оленьки.

Женщина не должна бороться за своего мужчину с другим мужчиной. Она лишь дает ему возможность стать самим собой. Возможность повзрослеть. Занять свое, а не отцовское место в мире.

Дима тогда не воспользовался этой возможностью. Отказался от самого себя. В то лето родился Сапер, незнакомый, чужой для Ольги Николаевны. Родился, чтобы умереть позавчера…

Что это я стала такой сентиментальной? Старею, что ли?

Я села на постели.

Черта с два — старею!

Я же просто решаю для себя вопрос, правильно ли я поступила, ничего не сказав Ольге Николаевне о том, что Сапелкина не убили десять лет назад. Я же промолчала тогда и ушла от нее, с каждым шагом приближая его настоящую смерть. Правильно это было?

Хорошо. Допустим, я бы все ей рассказала…

Не хочу даже думать, что бы из этого вышло, знаю только одно — я бы и в том случае задавала себе тот же вопрос. Правильно ли я поступила?

И точно так же сомневалась бы.

Просто дело в том, что никто из нас не может повлиять на жизнь другого человека, на чужую судьбу. И я напрасно думала тогда, поджидая Сапера у гаража, что меняю его судьбу. Сапер в любом случае умер бы от руки Когтя.

Изменила я лишь свою судьбу, спасшись от пули Сапера и от интереса со стороны Когтя. Мы всегда меняем лишь свою судьбу. Нам дано право выбора, но это выбор наших путей. Только наших.

Довольно рассуждений, пора и в самом деле вставать. Сейчас я приму душ, сварю себе чудесный ароматный кофе и займусь ответственным, хотя и ни к чему не обязывающим делом — сборами в дорогу.

Мне же непременно нужно ехать в Германию. В Ганновер, который мне уже не казался отвратительным, скучным немецким городом, а представлялся славным городишком вроде какого-нибудь Бремена. А главной его достопримечательностью, конечно же, окажется коммерческий банк, в котором мне выдадут сто тысяч долларов по чеку, выписанному Сапером.

…Я уже насладилась кофе, который у меня получился просто превосходным, и даже отобрала из своего гардероба кое-что вполне, на мой взгляд, подходящее для германского октября, когда услышала телефонный звонок.

«Никаких клиентов, никаких дел, никаких расследований», — предупредила я себя, беря трубку.

— Алло!

Трубка молчала.

— Алло, слушаю вас.

— Иванова? Слушай меня внимательно…

— Извините, кто это? — перебила я.

— Я не могу с тобой по телефону трепаться. Ты должна меня знать. Меня весь город знает.

— Если вы представитесь, может быть, я вас и узнаю.

— Ты че, дура что ли, в натуре? Я же сказал, не могу я по телефону трепаться.

Смутные подозрения начали рождаться в моей голове.

— У вас какие-то проблемы?

— Вот-вот, проблемы! Ты должна мне помочь…

— Извините, вряд ли я вам что-то должна. К тому же никаких дел я сейчас не беру. Я отдыхаю.

— Ну ты даешь, козлиха! Я же тебя достану, сучку. Меня тут обложили со всех сторон, а ты кобенишься…

— Хватит орать! — разозлилась я. — Если ты, козел, нормально скажешь, что тебе нужно, я подумаю.

— Во, другой разговор, — сразу повеселел он. — По телефону я тебе много сказать не могу. Но дело такое, что, кроме тебя, никто его не раскрутит.

— Нельзя покороче, без комплиментов?

— С каких это пор бабам покороче стало нравиться? — Он негромко засмеялся над своей «шуткой».

Я уже хотела бросить трубку. Но его следующая фраза заставила меня слушать внимательно. Очень внимательно.