Книга Право на возвращение - Леон де Винтер

Вдруг что-то сжало горло, у него перехватило дыхание. Он попытался освободиться от того, что его душило, хотел поднять вверх руки, но его схватили и за руки. Он рванулся изо всех сил, пытаясь высвободиться. Чужая рука сжимала ему горло. Чужие руки крепко держали его. Кто-то схватил его рюкзак. Брам заорал и, повалившись на спину, попытался пнуть этого типа ногой, но тот отскочил в сторону, и Брам не смог до него дотянуться. Парень быстро вытряхнул из рюкзака вещи Брама: четыре пары брюк, восемь рубашек, восемь пар носков, восемь пар трусов, дождевик, перочинный нож, бумажные полотенца, рулончик скотча, вилку с ложкой, пластиковую миску и тарелку, футляр с бритвенным прибором, бинт и пластырь, карандаши, наконец, в руках его оказалась тетрадка.

— Отдай! — крикнул Брам.

Он снова попытался дотянуться до парня, но тот стоял слишком далеко. Тетрадка не заинтересовала его, и он уронил ее на песок.

— Где деньги? — спросил он Брама.

Брам заорал и затряс головой, бешено извиваясь всем телом и пытаясь высвободить руки.

По крайней мере трое держали его сзади: один — зажав локтем шею, как в дзюдо, двое — схватив за руки. Тот, что стоял перед ним, вытащил нож и, подняв его вверх, выщелкнул лезвие. Много лет назад Браму удалось выйти без потерь из подобной ситуации, но сейчас у него не было оружия.

— У тебя есть деньги, я точно знаю, что есть. Не отдашь — вспорю брюхо и все равно заберу, — сказал тот, с ножом, и поманил его рукой, словно предлагая подойти поближе. — Давай-ка их сюда, как хороший мальчик. Где они? В брючном кармане?

Брам яростно завопил, но ясно было, что ему не победить превосходящие силы противника; он снова повалился на спину и вздохнул. Все кончено. Ничего не поделаешь. Они заберут его последние доллары.

— В брюках, — прошептал Брам, — в левом кармане.

Тот, что с ножом, сделал знак, и левую руку Брама освободили. Он вытащил бумажные деньги, оставив себе монеты. Тот, что стоял слева и сзади, — из положения лежа, лицом вверх, Брам мог как следует разглядеть только небритый подбородок, — выхватил банкноты из его руки.

— Сколько? — спросил тот, что с ножом.

Небритый отчитался:

— Двадцатка, две десятки, две пятерки, три по доллару — всего пятьдесят три.

— И все?

— Все.

— Повезло тебе.

Он неожиданно нагнулся и взмахнул ножом. Словно огнем обожгло левую ногу Брама. Мерзавец распорол ему и брюки, и ногу. Брам закусил губу и весь напрягся, но вытерпел боль и сумел подавить стон. Они оставили его и ушли, тяжело топая по песку, словно великаны, сотрясающие пляж своими каменными ножищами.

Было темно, развернувшись к далеким огням набережной и шоссе, он разглядел сквозь дыру в штанине длинный порез, из которого текла кровь. Бандиты растворились в тени под молом. Нужно промыть и забинтовать рану. Когда он в конце концов найдет малыша, тому может понадобиться помощь, и он носил с собой аптечку, где, кроме бинтов, лежали дезинфицирующие мази. Они должны помочь малышу быстрее поправиться. Пятьдесят три доллара. Нехорошее число. Правда, три плюс пять в сумме дают восемь, но так нельзя думать. Сорок восемь долларов было бы лучше. В крайнем случае сорок четыре.

2

На пятый день после ограбления пошел дождь. Брам уже приспособился к жизни бродяги: вечерами слонялся по набережной, которая тянулась до той части Третьей улицы, где было запрещено движение транспорта; а когда магазины, рестораны и кино закрывались, находил место для ночлега, но старался не засыпать как можно дольше, если удастся, до рассвета; потом занимал очередь к передвижной кухне на Океанской авеню, той самой верхней набережной, тянувшейся вдоль обрыва, застроенной отелями и кондоминиумами, а со стороны океана обсаженной рядами пальм.

У него оставались еще не потраченные монетки, два доллара тридцать пять центов. Их он припас на черный день. Важно было не выглядеть бродягой, и, пока ему не мешали заходить в туалеты торгового центра, он мог побриться, причесаться, вычистить грязь из-под ногтей. Одежда его начала подванивать, и важно было не слишком светиться в очереди за супом и подыскивать чистое место для ночлега: вонючая одежда — начало конца.

Его поиски начинались теперь днем, после того как он получал еду. То, что ему приходилось спать по утрам, было не столько его выбором, сколько необходимостью. Денег на завтрак у него не было, а заниматься поисками на голодный желудок было совершенно невозможно. Но сон выручал его; сон спасал от голода, а сновидения дарили встречи с малышом.

Накануне вечером он впервые залез в мусорный бачок — и не испытал никаких особенных ощущений, хотя в этой акции можно было усмотреть нечто символическое. Ничего особенного: девочка выбросила закрытый пластиковый стакан из «Макдоналдса» — почти полный, что за бессмысленная расточительность! А Брам случайно оказался возле бачка, и стакан достался ему. Это был спрайт или севен-ап. Довольный собой, он отошел в сторону, к спортивному магазину.

Набережная предлагала развлечения, удовольствия, иногда даже шоу. Каждый вечер тысячи туристов собирались в той ее части, что была отведена пешеходам, чтобы прогуляться вдоль витрин, мимо уличных певцов и актеров: в одной руке — коробка попкорна, в другой — закрытый стакан с соломинкой, а в нем кола или купленный в «Старбакс»[33]кофе. Перед кино томятся в очереди возбужденные подростки, бредящие очередным боевиком, на террасах ресторанов ловко лавируют меж столиками, где расселись солидные семейства и юные любовники, официантки в коротких юбочках, на огромных тяжелых подносах — еда и питье, и везде — музыканты, фокусники и певцы, некоторые даже талантливы, большинство — отвратительны, и все убеждены, что вот-вот встретят известного импресарио, который их оценит. Здесь Брам не чувствовал себя одиноким. Иногда, устав бродить, он присаживался на одну из железных скамеек, расставленных вдоль набережной. Чаще всего на скамейки садились бездомные, ожидавшие наступления полуночи, когда полиция перестает гонять тех, кто на них улегся. На землю Брам не садился никогда. Это было место безумных бродяг, потерявших надежду, отчаявшихся. Они садились на бетонную мостовую, выставив перед собой кусок картона, на котором было накарябано неверной рукой: ГОЛОДЕН. ДАЙТЕ ПОЕСТЬ; или: ВЕТЕРАН ВОЙНЫ. СРАЖАЛСЯ ЗА ОТЕЧЕСТВО. ОБНИЩАЛ; или: ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА КОРМЕЖКУ.

Проливной дождь застиг его вместе с двумястами пятнадцатью прохожими — он подсчитал их! — и Брам накинул желтый нейлоновый плащ. Капюшон плаща скрывал лицо, и Брам чувствовал себя в безопасности. Через двадцать семь минут он оказался перед грязно-белым грузовиком с длинным кузовом. Грузовик стоял у пальмовой рощи, поднятая боковая стенка кузова образовывала навес над прилавком. Из трубы над навесом шел дым. Пятеро быстрых, вспотевших от усердия латиносов, маленьких, плечистых, похожих друг на друга (без сомнения, родственники) готовили, а двое белых американцев лет под пятьдесят, на вид добродушных и вежливых, раскладывали еду по пластиковым тарелкам. Сегодня давали пюре, вареную морковь и на выбор: сою или мясо. Вчера — жареную картошку, брокколи и рыбу (или сою). И всегда — бутылку воды.