Книга Белые мыши - Николас Блинкоу

Вдоль стен кабинета выстроились книжные шкафы. Присутствие книг меня не удивляет, однако я полагал, что Осано воспользуется ими как элементом декоративным: несколько фотоальбомов и монографий по искусству, классики в кожаных перелетах, расставленные в строгом порядке. Между тем полки Осано заполнены мешаниной книг в бумажных и твердых обложках, и расположение их определено скорее порядком чтения, чем художником по интерьеру. Я считаю себя человеком начитанным, впрочем, все относительно, у лучшего моего друга и вовсе дислексия. Осано — игрок другой лиги: даже когда мне попадается на этих полках знакомый автор, выясняется, что книг им написано куда больше, чем я полагал. Похоже, Осано тяготеет к полным собраниям.

Я размышляю о сделанном им предложении, о том, как ему отказать, и потому далеко не сразу обнаруживаю, что библиотеке Осано присуща некая странность. Каждая книга издана на родном языке автора: французском, итальянском, испанском, немецком, английском. Чехов, правда, по-итальянски, а полное собрание Фрейда — в английской серии «Пеликан». Возможно, тут намеренно подчеркнута манера дизайнера — перевернутые вверх ногами корешки создают в окружающем их хаосе цветовые пятна.

Осано наконец возвращается с графином виски в руке. Графин прямоугольный, с глубоким резным узором — знак того, что Осано с чрезмерной серьезностью относится к академическому облику своего кабинета. Он обходит меня, направляясь к буфету, а я остаюсь сидеть, вглядываясь в краски Фрейда.

— Позвони сестре, — он бросает мне переносной телефон. Я ловлю трубку в воздухе.

— Зачем? — Позвонить-то Луизе нужно, хотя бы ради того, чтобы сказать, что к ночи я не вернусь. Однако я понимаю, что просьба Осано вызвана вовсе не этим.

— Аманда выступает в Нью-Йорке у Ральфа Лорена, это уже решено. Теперь я узнал еще, что, вернувшись сюда, она подпишет контракт с Берарди.

Я качаю головой, как бы задумавшись, а на деле — просто пытаясь выиграть время. Осано человек по природе своей не лукавый — в противном случае трудно было б сказать, когда он начинает двуличничать. Но в эту минуту с ним определенно творится нечто странное.

— Есть же и другие модели.

— Таких, что способны пропихнуть мою коллекцию во все журналы и в половину газет мира и при этом согласны получать по таксе, немного. — Осано пробегается пальцами по одной стороне лица. Я где-то читал, что лжецы вечно играют со своими физиономиями.

— А если заменить ее какой-нибудь знаменитостью?

— Одной из итальянских девиц, излагающих по ящику прогнозы погоды? Или из тех, что ахают над призами в телевикторинах? Такую мне раздобыть труда не составит. Да только ни один американский журнал не напечатает ее фотографию.

Он окунает палец в виски, протирает им один из коренных зубов. Я понимаю, что у него и вправду неладно с зубами, может быть, даже абсцесс. Возможно, потому он и кажется таким замкнутым.

— Тут нужна знаменитость, признанная Америкой. Или хотя бы дочь американской знаменитости. Да и что такое, черт побери, знаменитость? Знакомая Донателлы. Почему в Америке больше почти нет настоящих звезд?

— А кто настоящая американская звезда?

— Чака Хан. Я с ней однажды встречался. Какая красавица! И ростом-то от силы метра полтора. Вот почему мы используем моделей. — Осано убежденно кивает. Но кончает тем, что трясет головой. — Они совсем как белые мыши — смазливы, неотличимы одна от другой, и каждая спит со всеми остальными. Но без них не обойтись. Позвони сестре.

— Давай сначала поговорим о моей работе.

— А, ну правильно. И что? Торговаться будем? Хочешь вытянуть из меня побольше?

Я объясняю:

— Мне не нужна работа, Осано. Я хочу вернуться домой.

— Правда? — он оседает в кресле пониже. — Черт бы подрал эту зубную боль.

Выходит, я был прав.

— Я хочу поступить в колледж, Джанни. И должен подать документы в этом месяце.

— Мне казалось, ты собираешься стать дизайнером.

— Собираюсь. Потому и поступаю в Сент-Мартин.

— Плюнь на него. Поработай у меня.

Я начинаю оправдываться:

— Сент-Мартин лучше всех остальных.

— Да и хрен с ним. Самое лучшее — поднабраться опыта. Сколько тебе сейчас, двадцать один, двадцать два? — Я его не поправляю. — Если и поступишь туда, ко времени выпуска тебе будет двадцать пять. И никто твоего дипломного показа не увидит, значит, никто и денег не даст. Кончится тем, что ты станешь искать работу: ровно такую, какую я тебе предлагаю. А там скоро и тридцать стукнет, опыта у тебя будет хоть отбавляй, но ни одной собственной коллекции. А только такой опыт в счет и идет.

— Если я стану сейчас работать у тебя, я такого опыта тоже не получу.

— Послушай. Поработай у меня два года. Я сам договорюсь с Сент-Мартином, напрямую, тебя примут на магистерский курс. Так что колледж ты закончишь ровно тогда же, да только у тебя будет диплом магистра, будут связи и твой выпускной показ не пройдет незамеченным.

— Как, интересно, я стану магистром, не получив бакалавра?

— А как Александр Маккуин стал магистром, не закончив даже средней школы? — У Осано на все есть ответ. — Если тебе нужен диплом, поступи в Миланский университет. То, что ты будешь делать у меня, зачтется как курсовые модели — за два года наберешь все, что требуется для диплома.

Этот спор он выиграл. Сдается, мне следует поблагодарить его за предложенную работу. Да он это и сам понимает.

— Если тебе действительно нужен диплом, валяй по моим стопам: Римский университет, выпуск семьдесят второго, антропология. Я серьезно. Надеюсь, тебе она принесет столько же пользы, сколько принесла мне. — Осано набирает в рот виски, полощет зубы. Он понимает, что я на крючке. — Позвони сестре.

Для быстрого набора номера виллы надо нажать двойку. Я уж почти и нажимаю. Но останавливаюсь.

— Луизе придется переехать в Милан.

— Зачем?

— Потому что я здесь. Как мне присматривать за ней, если она в горах?

— Ну и пусть там сидит. И в неприятности не вляпается, и обдумать все успеет.

Вот тут до меня и доходит. Не по причине зубной боли производит он такое странное впечатление, а потому, что норовит словчить. Он хочет, чтобы я стал его шпионом в Милане. И чтобы Луиза скучала в Курмейере, томилась одиночеством, пока не решится сделать то, что требуется Осано. Мы обратимся в узников, осуществляющих его планы.

— Ты думаешь, Луиза не отыщет себе неприятностей в Курмейере? — теперь я и впрямь разозлился. — Там же отдыхают богатые люди, а она вольна будет делать, что ей в голову взбредет. Нет уж, пусть переезжает в Милан.

Осано не отвечает, он лишь наполняет свой стакан и взмахивает графином в мою сторону. Я качаю головой. Пить я не хочу. Хотя Осано, возможно, попросту тянет время, чтобы подумать, потому что в конце концов он говорит: