Книга Садовник - Родриго Кортес

Громоподобно прокашлявшись, визитер взбежал по ступенькам на террасу и развел толстые руки в стороны.

Себастьян, падре Теодоро и сеньора Тереса замерли.

— Это же я, Тереса! — громыхнул человек и подошел к сеньоре Тересе. — Та-ак… уже вижу, что ты меня не признала… Да ты и сама выросла! Такая дама стала!

Шофер внес на террасу и поставил на дощатый пол его вещи, Себастьян мельком взглянул на них, и у него подкосились ноги. Рядом со светлым чемоданом, в большом, красиво расписанном горшке колыхался на ветру не совсем обычный цветок.

— Ансельмо?! — охнула Тереса. — Это вы?!

— А кто же еще?! — весело громыхнул гость.

Сеньора Тереса кинулась его обнимать; изнутри дома, сильно прихрамывая, вышел старый полковник, за ним — бегом — Хуанита и Кармен, а Себастьяна подзатыльником отправили прочь, чтобы не мешал господам.

С колотящимся сердцем, на ватных ногах Себастьян сбежал вниз по ступенькам и спрятался в зарослях вишни. Он понятия не имел, кто этот большой, весь в белых одеждах человек, и человек ли вообще… Но совершенно точно знал: привезенный им цветок — тот самый, из толстой золоченой господской Библии!

— Держи, — вспомнил наконец-то про цветок гость, поднял горшок и сунул его в руки сеньоре Тересе. — Это орхидея, как ты просила. Над ней годы почти не властны… в отличие от нас. Живет практически вечно.

«Живет вечно…» — отозвалось в груди Себастьяна.

— Спасибо… — зарделась сеньора Тереса.

— А вообще-то я за вами за всеми приехал! — весело громыхнул человек.

«За вами за всеми приехал…» — эхом отдалось в самом сердце Себастьяна.

— Хватит вам в Старом Свете гнить! Пора за настоящее дело приниматься!

Себастьян замер. От этих слов повеяло такой явственной опасностью, что даже господа на террасе замерли.

— Опять ты за свое, Ансельмо, — вздохнул старый полковник.

— Я от вас теперь не отстану! — басисто пообещал гость. — Пока с собой не заберу!

— Здесь наша земля, Ансельмо… — возразил полковник.

— Сегодня она ваша, а завтра социалисты все отберут! — уверенно пообещал Ансельмо. — Я вообще не понимаю, чего вы ждете! Продавайте все, и поехали ко мне! Пока не поздно! Немедленно!

«Немедленно?!» Себастьян затаил дыхание.

— У нас в Аргентине для приличного делового человека все есть! — хохотнул гость. — Настоящий Эдем!

«Эдем?!» Себастьяна затрясло, и он тоскливо взглянул в небо. Он узнал это слово и теперь окончательно поверил в то, что видел своими глазами. Теперь он знал, откуда прибыл со своим странным цветком гость и куда хочет забрать его хозяев.

Себастьян побежал домой, упал на колени и до поздней ночи со слезами на глазах молился, чтобы господь не забирал семью Эсперанса в Эдем.

Себастьян понимал, что им там будет лучше, но он знал и другое: чтобы попасть на небо, им всем придется умереть. Как сеньоре Долорес или даже как его отцу. Он представлял себе, как сеньора Тереса и юная сеньорита Долорес сидят в земле или плавают в бочке с винным спиртом вверх ногами, и заливался слезами. Но бог словно не слышал его сегодня, и Себастьян заставил себя вернуться к дому господ Эсперанса и, утирая кулаком обильные слезы, залег в зарослях вишни неподалеку от террасы.

Приметы ожидающего семью Эсперанса жуткого будущего были рассеяны повсюду. Сначала на веранду с подаренным эдемским гостем старинным кинжалом вышел сеньор полковник. Он несколько раз вытаскивал кинжал из ножен и с лязгом загонял его обратно, затем любовно протер лезвие мягкой тряпицей и скрылся в сумраке огромного дома.

Затем на террасу вышла сеньора Тереса с эдемским цветком в руках. Она поставила его на перила так, чтобы не подвергать напору прямых солнечных лучей, затем несколько раз в течение дня переставляла горшок с места на место, пока к вечеру не выбрала для него место на маленьком столике возле клумбы ночных фиалок.

Но апофеозом всего стал выход самого гостя.

— Рев-во-люционер-ры! — с чувством прорычал он. — И что они с ними возятся? Перевешать всех, и дело с концом! Повесить!

«Повесить?!» Себастьян вздрогнул. Он знал, что такое «повесить». Это случилось с его матерью много-много лет назад, и сегодня от нее осталась только фотография с выжженными сигаретой пятью отверстиями. Теперь, судя по тому, что сказал гость из Эдема, то же самое ждало и семью Эсперанса.

* * *

Большой красный «Мерседес» приехавшего из Аргентины сеньора Ансельмо Эсперанса взбудоражил весь город. Едва он проехал по центральной улице, в кабачках перестали говорить о политике и переключились на автомобили.

Многословно хвалили немцев, создавших такую превосходную машину, и столь же многословно и непатриотично ругали собственную испанскую промышленность, покорно плетущуюся в самом конце технического прогресса; шумно обсуждали проблему перегрева двигателя и возможности новых охладительных систем, но с прискорбием признавали, что Испания есть Испания и температурный режим, особенно летом, здесь далеко не тот, что в Берлине или Вене.

Не обошло стороной это известие и Мигеля, и хотя он уже привык к своей черной «Испано-суизе» с откидным верхом, а порой даже выжимает на ней до ста, а то и ста десяти километров в час, посмотреть на новую машину было бы здорово. Но главное, очень хотелось поговорить с пусть и говорящим на испанском языке, но иностранцем. Так что, когда сеньор Хуан Диего Эсперанса лично позвонил ему в участок и пригласил на ужин в честь приезда его племянника Ансельмо Эсперанса, Мигель отказываться не стал.

— Спасибо, сеньор Эсперанса! — сдержанно поблагодарил он. — Обязательно приду.

Разумеется, Мигель знал, что старый полковник не считает молодого начальника полиции человеком своего круга и приглашает лишь ввиду достигнутого им общественного положения, и это неприятно коробило его самолюбие. Но послушать, как оценивает ситуацию в Испании человек из-за границы, очень хотелось.

* * *

Себастьян рискнул выйти из кустов, лишь когда сильно задержавшийся в гостях и явно раздраженный сосредоточенным на аргентинце вниманием падре Теодоро заметил и подозвал его сам. Но сегодня душеспасительными разговорами в доме Эсперанса даже не пахло.

Гость стоял возле мольберта с еще не оконченной, но, безусловно, лучшей картиной сеньоры Тересы, курил огромную черную сигару и громовым голосом язвительно высмеивал ее потуги быть современной.

— Милочка! Ты осталась в прошлом веке!

— Но в Париже…

— Хо-хо! В Париже! — громогласно гоготнул гость. — Ты еще скажи, в Мадриде! Париж отстал на двести лет! Приезжай ко мне, в Новый Свет, и ты увидишь искусство нового века! И не только на картинах; оно повсюду! Вот скажи, видела ты Золотые Ворота? А Панамский канал? А заводы Форда? Вот оно, истинное искусство, причем воплощенное в жизнь!