Книга Гонки со смертью - Мэг Гардинер

Сайт этот был организован для сбора пожертвований в Фонд Шэрлин, который занимался финансированием детского медицинского центра в Мемфисе под названием «Счастливое детство». Только вот счастливого детства у малыша Шэрлин не получилось — он умер, едва появившись на свет, вместе со своею мамой.

Я старательно мотала головой, надеясь, что горячая вода приведет меня в чувство.

В архивах «Цинциннати инкуайерер» сохранилось несколько публикаций об аварии, унесшей жизни Марси Якульски и ее спутников. Это была крупная авария — из-за неполадки в двигателе машину занесло, она вылетела за пределы проезжей части и ударилась в электротрансформатор, после чего взорвался бензобак. Марси, ее муж, их четырехлетняя дочь и соседка погибли в огне. Муж соседки впоследствии возбудил судебный процесс против автопроизводителей. Как грустно! И как по-американски! Случись мне оказаться на его месте и тоже выгребать из расплющенной машины обгорелые останки близкого человека, я, наверное, поступила бы точно так же.

Намыливаясь, я продолжала размышлять.

Что-то шло вкривь и вкось. Я чувствовала это нутром — что-то близкое и очень опасное и такое же усыпляюще-неуловимое, как вращение винта, изрубившего на куски Тэда Горовица. Но связать происходящее с чем-либо я затруднялась и не могла найти ни одного обыденного объяснения смерти моих одноклассников. Только чувствовала, что этот ужас с головокружительной скоростью приближается ко мне.

Мать постучалась в дверь ванной и крикнула:

— Телефон! Валери Скиннер звонит.

Я выключила воду, обмоталась полотенцем и просунула руку в дверь, чтобы взять у матери мобильник.

— Валери?

— Я прочла твое письмо и скажу тебе — нисколько не смешно.

— Да мне, знаешь ли, не до смеха.

Голос ее звучал хрипло.

— Все кому не лень высказывают свои дурацкие предположения по поводу моей болезни и потчуют доморощенными советами, как лечиться. Но твоя теория заговора — это что-то новенькое! Но больше всего мне обидно, что ты вздумала вывалить ее на меня в такой момент.

Я вытерла мокрое лицо.

— Послушай, Валери, я не психопатка и не развлекаюсь мщением. Позвони Томми, и он подтвердит мои слова. Он тоже так считает.

В трубке повисла мертвая тишина.

— Эй, ты там?

— Нет, ты и вправду серьезно? — Валери после паузы вновь заговорила. — Можешь поклясться?

— Клянусь!

— Вот черт! — Ее хриплый голос дрогнул. — Ладно. Я просто тебя проверила. Хотела убедиться, что ты надо мною не изгаляешься.

Я потуже обмоталась полотенцем.

— С какой стати мне над тобой изгаляться?

— Ой, только не надо разговаривать со мной как с душевнобольной! Если человек не в психушке, значит, он не душевнобольной. — Логичный довод. Дрожь в ее голосе теперь звучала отчетливее. — А я, знаешь, прямо-таки не просыхаю с тех пор, как вернулась из Чайна-Лейк. Все думаю об этих фотографиях на доске некрологов. А в тот день… Ты помнишь, как они забрали у нас одежду и заставили идти в душ? И потом… Помнишь, как они все время обследовали нас, будто знали о каких-то последствиях?

— Да, я помню.

— Черт возьми! Но что же такое происходит?!

— Похоже, это связано с осуществлявшимся в Чайна-Лейк проектом под названием «Южная звезда». Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Нет.

— А Морин Суэйзи, «Примакон лабораторис»?

— Нет. — Голос ее совсем ослаб. — Считаешь, военные что-то сделали с нами и теперь пытаются замести следы?

— Только не военные. И никаких следов, насколько я понимаю, никто не заметает. Уж не знаю почему, но какой-то серийный убийца вбил себе в голову, что мы должны стать его жертвами.

Она прерывисто дышала в трубку.

— Слушай, а мне и вправду страшно.

У меня защемило под ложечкой.

— Ты хоть не одна сейчас?

— Сейчас одна.

— А почему не позовешь кого-нибудь?

— Не хочу.

— Ну это ты зря. Может, пригласить кого-то из родственников или друзей? Может…

— У меня никого нет. — Она произнесла это с такой интонацией, что мое сердце сжалось. Я искала слова, но она меня опередила. Ее голос звучал теперь жестче. — Да ты не волнуйся. Сегодня я ложусь в больницу на обследование. Там уж точно буду не одна, а в окружении медперсонала.

— Постой-ка, Вэл, но ты ведь потом не поедешь домой самостоятельно? Ведь, насколько я знаю, химиотерапия очень тяжелая вещь…

— У меня не рак.

Я, что называется, прикусила язык.

— Не рак? А что же?

— Спроси чего полегче!

— Так ты и сама не знаешь?!

— Нет, не знаю. И… — Она помолчала. — Слушай, мне надо идти. Можно, я перезвоню тебе позже?

— Конечно. Звони, когда хочешь.

К ней вернулось прежнее спокойствие.

— Эта штуковина у меня в голове… И постепенно разъедает мой мозг. Прогрызает в нем дырки.

Меня замутило.

— Еще несколько таких туннелей, и со мною будет покончено. Речь идет о считанных месяцах, — сказала она. — Поэтому мне интересно, как этот ублюдочный маньяк собирается проделать во мне еще сколько-то там дырок.

В восемь утра мы с матерью ползли черепашьим шагом в ее машине по забитому до отказа шоссе Эль-Камино-реал, пытаясь добраться до аэропорта Сан-Франциско. Золотистый солнечный свет вместе с маминой лимонно-желтой блузкой и серебристыми волосами били своей яркостью по глазам. Загородившись от этого буйства красок солнечными очками, я послала Джесси на мобильник сообщение с номером своего рейса.

Мать мельком глянула на телефон.

— Он небось в ужасе от того, что надо ехать в Лос-Анджелес и встречать тебя?

— Нет. Папа его так напугал, что он теперь от меня ни на шаг.

— Ну надо же! А ведь Джесси принадлежит к тому малому числу людей, которых даже твоему папе не так-то легко запугать. — В ее улыбке я уловила легкую язвительность. — Он твой страж, Эв.

Я осторожно улыбнулась в ответ. Она сейчас не только шутливо прошлась по адресу отца, но еще и меня подталкивала к откровениям.

— Ну что ж, приятно это сознавать, — сказала я.

— Рада за тебя.

— А это приятно вдвойне.

Лицо ее вдруг посерьезнело.

— Знаешь, детка, ты вовсе не обязана поверять мне секреты своих личных отношений с Джесси. Я и так прекрасно знаю, что ты влюблена в него с самого первого дня.

От радости у меня перехватило дыхание.

— Спасибо, мама!