Книга Незаметные убийства - Гильермо Мартинес

— Я сразу вспомнила об одном способе, который не оставляет никаких следов: достаточно подкрасться сзади и сильно зажать жертве одновременно рот и нос. Это называется «смерть Бёрка». Уильям Бёрк — ты, наверное, видел его изображение в музее мадам Тюссо… Помнишь? Шотландец, владелец постоялого двора, убивший таким вот образом шестнадцать постояльцев. Зачем? Чтобы продать трупы в анатомический театр. А если у человека вдобавок еще и слабые легкие… Всего несколько секунд — и конец. По-моему, убийца именно так его и задушил — он ведь не подозревал, что луч света снова вернется к ударнику. А когда старик опять оказался на виду, убийца тотчас отпустил его, но дело было сделано: остановка дыхания и, наверное, остановка сердца. А потом весь зал наблюдал, как несчастный поднес руки к горлу, словно его душит призрак… Это типичная реакция человека, которому не хватает воздуха.

— Еще одна просьба, — сказал я. — Ты смогла бы поподробнее расспросить своего приятеля патологоанатома о результатах вскрытия Кларка? Инспектор Питерсен считает, будто нашел собственное объяснение случившемуся.

— Наверное, смогла бы, — отозвалась Лорна, — он уже несколько раз приглашал меня поужинать с ним. Ты полагаешь, мне следует принять приглашение и попытаться выведать у него что-нибудь интересное?

Я засмеялся, а потом быстро проговорил:

— Нет уж! Лучше я поживу с неразгаданной тайной.

Лорна, словно очнувшись, быстро глянула на часы.

— Ой, мне пора возвращаться в больницу, — всполошилась она, — но ты еще ничего не рассказал про серию символов. Надеюсь, это можно объяснить на доступном для меня уровне, я ведь успела совсем позабыть математику…

— Не страшно! Понимаешь, самое поразительное здесь — как раз простота разгадки или, вернее, решения. Серия — это всего лишь числа. Один, два, три и четыре… и символические обозначения этих чисел, принятые у пифагорейцев.

— Братство пифагорейцев? — спросила Лорна таким тоном, как будто название пробудило в ней какое-то смутное воспоминание.

Я кивнул.

— Мы их бегло изучали в курсе истории медицины. Они верили в переселение душ, правда? Насколько мне помнится, у них была в ходу весьма жестокая теория относительно душевнобольных людей, потом ее воплотили в жизнь спартанцы и врачи в Кротоне…[31]Ум почитался высшей ценностью, и они утверждали, что умственно отсталые — это реинкарнация тех людей, что совершили в прошлых жизнях самые тяжкие грехи. Считалось, что надо дождаться, пока они достигнут четырнадцати лет — критического возраста для страдающих болезнью Дауна, и тех, кто выживал, использовали в качестве подопытных кроликов в медицинских экспериментах. Пифагорейцы первыми попытались осуществить пересадку органов… Кстати, у самого Пифагора часть ноги была сделана из чистого золота. И еще они первыми стали вегетарианцами, только вот им запрещалось есть бобы, — добавила она с улыбкой. — А теперь мне и вправду пора бежать.

Мы простились у дверей кафе; мне надо было возвращаться в институт и составлять первый отчет о выполненной в Оксфорде научной работе, так что я целых два часа перелистывал всякие бумаги и выписывал нужные цифры. Без четверти четыре я, как и каждый день, спустился в common room,[32]где математики пили кофе.

В тот день народу собралось гораздо больше обычного, словно никто не остался у себя в кабинете. Я тотчас уловил какое-то особое возбуждение в общем гуле голосов. Когда я увидел их всех — слегка растерянных, явно выбитых чем-то неожиданным из привычной колеи и тем не менее безукоризненно вежливых, — я вспомнил фразу Селдома. Да, вот они передо мной, терпеливо и дисциплинированно дожидаются, пока им нальют кофе. Прошло две с половиной тысячи лет… Пылкие ученики Пифагора. На одном из столиков лежала раскрытая газета, и я не сомневался, что математики обсуждают загадку серии символов. Но, как выяснилось, ошибся. Эмили, вставшая за мной в очередь за кофе, сообщила, сверкнув очами, словно посвящала меня в секрет, пока доступный лишь избранным:

— Кажется, у него получилось. — По тону чувствовалось, что она и сама с трудом в это верит. И, заметив недоумение у меня на лице, пояснила: — Эндрю Уайлс! Вы что, ничего не знаете? Он попросил дополнительно два часа, кроме времени, отведенного на доклад на конференции по теории чисел в Кембридже. Его тема — гипотезы Шимуры-Таниямы. Представляете, если он добился-таки своего, значит, доказана теорема Ферма… Многие математики собираются ехать в Кембридж, чтобы лично присутствовать на его завтрашнем докладе. Возможно, это будет самый важный день в истории современной математики.

Я заметил, что в зал вошел Подоров. Вид у него был, как всегда, насупленный. Он глянул на очередь и, сев в кресло, решил полистать газету. Я направился к нему, с трудом удерживая в равновесии слишком полную чашку кофе и тарелку с muffin.[33]Подоров оторвал глаза от газеты и с презрительной гримасой обвел взглядом присутствующих.

— Ну и что? Вы тоже записались на завтрашнюю поездку? Могу одолжить мой фотоаппарат, — раздраженно бросил он. — Все ведь просто мечтают иметь фотокарточку грифельной доски, на которой Уайлс пишет q.e.d..[34]

— Я еще не решил, поеду или нет, — ответил я.

— А почему бы вам и не поехать? Дают бесплатный автобус, Кембридж очень красивый городок — в британском, конечно, духе. Вы там уже были?

Он рассеянно перевернул страницу, и глаза его наткнулись на крупный заголовок над сообщением о совершенных преступлениях и серии символов. Он прочел первые строки и снова посмотрел на меня. В глазах его мелькнуло что-то вроде тревоги и недоверия.

— А вы ведь и вчера обо всем этом уже знали, правильно я угадал? И когда же начались загадочные убийства?

— Первое случилось почти месяц назад, — сказал я, — но полиция только теперь решила сделать символы достоянием публики.

— А какую роль во всем этом играет Селдом?

— После каждого преступления послания приходят именно ему. Второе из них — с символом рыбы — появилось прямо здесь, его приклеили на стеклянную дверь института.

— Ах да. Что-то такое припоминаю. В то утро у нас и вправду была какая-то суета. Полиция приезжала, но я подумал, что кто-то разбил стекло.

Он снова углубился в газету и быстро прочел сообщение.

— Но здесь имя Селдома вообще не упоминается.

— Полиция, по всей видимости, решила сохранить это в тайне, но все три послания адресовались именно ему.