Книга Корсар. Наваждение - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мотоциклист в закрытом шлеме-полусфере, похожий на марсианина, весь в черном, подкатил к дальнему парапету и скрылся в непроглядной тени деревьев. Без суеты открыл кейс, вынул сложенную вдвое винтовку, разложил без единого лязга, – места соединений были «обуты» в темную прочную резину; в одно касание прикрепил оптический ночной прицел, вскинул винтовку, приподнял забрало шлема, увидел сквозь оптику беседующих Корсара и «профессора», кивнул сам себе удовлетворенно…
Вытащил из того же кейса штатив-треногу, установил на него и настроил раструб слуховой трубы, включил усилитель и генератор, убрал помехи, вставил наушник, услышал характерный голос Ивана Ильича…
– «…Цвел юноша вечор, а нонче – помер. И вот его четыре старика на согбенных плечах несут в могилу…» Так, кажется, у классика нашего, Александра Сергеевича… А вы как неловко ступаете, молодой человек? Так и расшибиться недолго. Словно не в нашем отечестве буйственном живете, и в веке – чужом… Поднимайтесь, душа моя; раз я пригласил на разговор, вам не отвертеться…
Савельев пыхнул сигаретой, распространявшей окрест аромат и гаванской сигары, и вишневого дымка… Склонив голову, пояснил поднявшемуся на ноги и слегка покачивающемуся от неушедшего еще головокружения Корсару:
– …а все дело в том, молодой человек, что мы никого не завлекаем обманом или силой…
– Кто – вы?
– И это узнаете со временем… если оно у вас будет.
– От чего или от кого сие зависит?
– От вас.
– Так я – за. Кто-то против?
– Скажем так, не все среди нас… настроены к вам… лояльно. Есть мнение, что вы и так задержались в этом мире… С такой прытью, как у вас, Дмитрий…
– Но есть и другое?
– Да.
– Я вам нужен.
– В той или иной степени. Всего лишь. Не вы, так другой…
– Мы говорим ни о чем.
– Просто я хочу, чтобы вы поняли правильно… Люди приходят к нам сами, чтобы мы… разбудили в каждом те дремлющие способности, о которых они и не подозревают… Все желают быть успешными, здоровыми, богатыми…
– И чем за это платят? Уж не душой ли?
«Профессор» поморщился:
– Бросьте нести чепуху, вы же мыслящий человек! Если люди и – «люди». И вы об этом прекрасно осведомлены. Одни – способны к высоким полетам мысли и духа, к сотворению этого мира, другие – всего лишь тела, наделенные функциями…
– «Овощи»?
– Есть и такие, но это – крайняя степень. Впрочем, олигофрения уже давно привычна и незамечаема в нашем милом, терпимом обществе. Но больше всего – так называемых «здравомыслящих». Их общая задача – «крутить маховик». Пока все не разнесет к черту!
– Про маховик – это вы сильно. А про черта – вообще поэтика Аристотеля!
– Корсар, не нужно умничать!
– А что нужно-то? Быть покорным, богатым и здоровым? Так я готов! «Будь готов всегда во всем, будь готов ты и ночью и днем, чем смелее идем к нашей цели, тем быстрее к победе придем…»
– В детском хоре вы, кажется, не пели.
– Но пионерию застал. Краем. «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой, край родной, навек любимый, где найдешь еще такой…»
– Прекратите паясничать, Корсар! Край у него – «любимый»!
Улыбка застыла на лице Дмитрия гуттаперчевой маской.
– «…а беда хоть тяжела, да об острые края задержалася…»
«Профессор» прищурился, внимательно приглядываясь в неверном ночном свете к малейшим переменам на лице Корсара. Хмыкнул:
– Так и есть. Паяц. Клоун.
– Шутник. Джокер, – в тон ему добавил Корсар.
– Ну, до Джокера тебе…
– Как обезьяне. До Китая – раком. Прямоходящей обезьяне, есссссс-но. Итак? Со мною все будет как и мечталось: «Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет!» Так? И – жить стану долго и счастливо? С кем? Со всеми самками подходящего экстерьера! Это – бодрит! Очень бодрит. Как там, у народа?
– «Поживешь подольше – увидишь побольше».
– Вот именно. Так почему я все еще жив?
– Если коротко… ты – умеешь догадываться. А тот, кто умеет догадываться, имеет право на то, чтобы знать.
– Спасибо, барин, за доброту и ласку…
– Опять ерничаете, Корсар.
– Да уж куда мне… Итак: моей мученической кончине через двенадцать – пардон, уже одиннадцать часов – есть альтернатива? Так обозначьте смелее, герр профессор!
– Это просто. Мы сделаем вам еще одну инъекцию, и вы – станете своим.
– Да? – Корсар вынимает из планшета лист рукописи с древним рисунком. На нем – человек с пустыми глазами и застывшим лицом. – Таким?
– Ну зачем же так примитивно? С тех пор тысяч пять с половиной годков минуло. И мы кое-чему научились…
– Но я стану… подконтрольным? Душой и телом?
– Контролируйте сами как хотите – и первое и второе, – явно устало отмахнулся Савельев. – Просто от того, что вы уже получили в дар и еще получите, вы не захотите отказаться!
– Вы уверены?
– Абсолютно. За… много-много лет – никто не отказался. Никто.
– Профессор, анекдот хотите? Мужик покупает водку в ночном ларьке, спрашивает: «Не паленая? Не отравлюсь я?» – «Ну что вы! – отвечает продавец. – Никто не возвращался, не жаловался».
Иван Ильич поморщился:
– Это все, что вы хотите сказать?
– Нет. Но выводы сделать хочу. Пока не поздно.
– Для нас – никогда не поздно.
– Профессор, а другой анекдот помните? Больной с трепетом спрашивает врача после операции: «Доктор, я жить буду?» – «Будете, батенька… – вздыхает доктор, смотрит на пациента долго и сочувственно и добавляет: – А – зачем?» Вот и я спрашиваю: зачем?
– Так это тебя действительно волнует, Корсар? Зачем ты будешь жить?
– Именно. А вас, Иван Ильич, – нет?
– За годы… как-то притупилось. Как сказал один иностранец, которому всего-то восемьдесят пять с небольшим: привык жить.
– Ничего. Обострим. – Корсар развел губы, обнажив безукоризненные зубы в хищном оскале: – Каждый мужчина в жизни решает для себя только эти два вопроса: «зачем живешь» и «как живешь». Но именно от решения первого зависит все остальное.
– А «как» – тебя уже не тревожит? Заводы, пароходы, яхты? Ах да – есть еще два – с кем и сколько. Не обидно? Одному отмерено сорок, другому девяносто, а третий, понимаешь, еще в сто двадцать по горам скачет горным таким козлом… Или – еще где. В смысле – «на ком».
– Если мне будет – зачем жить, то вопросы «как» и «с кем» я решу сам. С Божьей помощью. А «сколько» – зависит почти полностью от Него.